Оляпка

Наконец-то и для мужиков наступил праздник – начало охотничьего сезона. Дома остаются одни бабы и ребятишки. Только через несколько лет открылся их женский секрет. Они заранее, втихомолку, заводили брагу, и как только уходящий на охоту последний мужик скрывался с глаз, открывали свой праздник.

Гульба с песнями, матерными частушками, плясками под балалайку перекатывалась из избы в избу, начиная с первой и кончая последней, пока ковшик не жашкрябает дно опустевшей посуды. Им то, родненьким, доставалось похлеще, чем мужикам. И ребятишек рожай (а у большинства их семеро по лавкам), и за скотиной ходи, и хлеб выпекай да все не перечислишь. Одна баня чего стоит, пока всех не перетаскаешь да не перемоешь, особенно в зимнюю стужу, а тут еще Мишутка, дай Бог ему здоровья, до пяти лет ходил, не снимая штанишек. Мать ему и так и эдак, нет, буду срать! И хоть ты тресни. А примешь пару кружечек и забываешь, что корова не доена, квашня не заведена, а в доме такой родной дух, что хоть святых выноси. Эх, пей, гуляй, где наша не пропадала...

Да, блаженны мужики, не знающие, что творят жены в их отсутствии. В числе их и я оказался, а куда денешься.

К концу охоты от усталости невозможно избавиться. Нужен длительный отдых и если очередной путик легче по проходимости, радуешься как большому празднику. Легче всего идти на лыжах вниз по речке: ни тебе перевалов, ни крутых спусков, лыжи сами катятся – только ноги передвигай.

Половину пути прошел незаметно. За очередной излучиной слышу – «бульк». Остановился, огляделся, кругом снег. Поди, с головой не в порядке? Давеча ночевал в средней избушке, а угол-то у ней промерз – стыляк. Шапка во сне и свалилась. Утром встал, головы нет, вместо нее тыква замерзшая. Стучал, стучал по ней – кое-как достучался, теперь второй месяц звенит в ушах.

Через десять шагов опять – «бульк». Однако, леший ли меня баламутит? Шапку снял, перекрестился. Так, наизготовку. Ружье с собой не носишь, и собак перед Новым годом увел в деревню, не нужны они в глубокоснежье. Ходишь по плашнику да кулемки проверяешь. Разве что волки, ну они за три километра услышат шорох лыж – обойдут.

Засыпанная декабрьскими снегопадами речка, сплошной белый ковер, а в январе появляются проталинки – тальцы. Это родники, пробившиеся сквозь толщу снега наружу, образовали небольшие открытые пространства воды. На лозовой веточке сидит оляпка, мой давнишний знакомый. Местные его еще называют водяным воробьем. Ох, и напугал ты меня, родной! Где ж ты был эти два года? Я уж забывать стал тебя.

Отряхнувшись, сложил крылышки и – ласточкой в воду. Видно как бежит по дну, перебирая лапками, выискивая пищу. Выпорхнул перед ледяным мостиком, в клювике какая-то козявка. Отряхнулся и в следующую проталинку. Вода как слеза, да и мяконько у берега так, что вся охота его видна как на ладони. Дождавшись меня у последнего водного зеркальца, птичка что-то пропищала, мол, прощай, и понеслась в обратную сторону, к началу продушин.

До свиданья, дружок, удач тебе, может быть, еще увидимся. Природа удивительна. Казалось бы, безжизненные пространства она одухотворяет, наделяя живыми существами.

Заинтересовавшись этой героической птахой, узнал: семейство оляпковые, длина тела 14-20 см плотного телосложения, клюв прямой, ноздри прокрыты кожистой перепонкой; ушные отверстия имеют кожистый клапан; оляпка населяет берега быстрых горных речек; хорошо бегают, плавают и ныряют, причем могут, собирая пищу, бегать под водой по дну. Через год та же радостная встреча в то же время и на том же месте.

Чемисов Е.С.