В тридевятом царстве, весьма небогатом государстве как-то с великого бодуна приключилась чистая демократия. Запойный великий Хан решил, что дела государственные очень мешают его главному занятию. Стал он сначала во главе улусов ставить подчиненных ему ханов, чтобы они на местах дела правили и об успехах наверх докладывали. Этих мелких ханов стали звать «ханыгами», подчеркивая тем самым их зависимость и невысокий чин.
Но ханыги по большей части не делами государственными занимались, а промышляли разбоями и поборами, чем сильно досадили населению, которое тут же завалило Главного Хана жалобами. Разборами ему заниматься меж загулами времени не было. И придумал он хитрость великую: а пусть народ на местах сам себе выбирает ханыг, тогда, мол, и жалобы можно будет отправлять назад. Вроде того, что сами выбрали – неча на Главного пенять. Назвали это явление, позднее признанное вредным, «высшим проявлением демократии».
В одном отдаленном улусе мелкий человечек с вороватой фамилией быстрее всех просек выгоды высшего проявления. С помощью бодяжной водки и местных бандитов стал он ханыгой. Тут и пошли его дела в гору. Поперло в дом счастье. Возомнил о себе наш ханыга, стал называть себя «всенародноизбранным», намекать на суверенитет и даже право объявить войну, если кто поперек. Однако случился казус. Запойный Главный Хан объявил об отставке и оставил вместо себя трезвого да разворотливого. Тот пить не стал, решил сам править. Амбициозно замыслил ВВП удвоить. Но помыкался-помучился, а дела не идут. На местах ханыги чинят препятствия, сеют смуту из личных корыстных побуждений.
Тогда он решил вернуться к старому проверенному порядку назначения ханыг, но с хитрецой – он будет кандидатов предлагать, а местные Советы Старейшин с его волей соглашаться. Созвал к себе всех ханыг и объявил свою волю. Тут наш ханыга сильно струсил и, вернувшись в улус, поспешил нововведение горячо поддержать и всецело одобрить. Сильно ему хотелось остаться в начальниках, но была одна закавыка. Был у него очень маленький ВВП. До того маленький, что сказать стыдно. Оттого были проблемы и в личном плане. Жена растолстела, заленилась, дети отвязались. Стал наш ханыга со старшим визирем припивать на рабочем месте, жену поколачивать за склонность к огненной воде, недосмотр по хозяйству, грязь и вонь в юрте. Новому Главному Хану об этом непорядке регулярно стучали местные доброжелатели.
Но главное препятствие было в том, что сильно не любил его местный Совет Старейшин. Учрежденная ханыгой «Местная Кривда» этих самых старейшин долгое время шельмовала и мочила, да так, что и сортиры не спасали. Решил наш ханыга купить лояльность Старейшин, подбить их вместе ВВП увеличивать, а для торгов пригласил к себе Главного Старейшину.
Три часа и тридцать три минуты уговаривал Главного Старейшину. Сначала предложил один миллион заморских рублей, затем два. Пообещал помочь добавить в состав Старейшин пару-тройку проверенных старцев для кворума. Но Главный Старейшина все делал вид, что ему чужды заморские деньги, да приговаривал, что и сегодняшние Старейшины его вполне устраивают, как числом, так и умением.
Тогда предложил ханыга пять миллионов заморских денег и возможность вместе грабить улус, пользуясь дремучестью местного Главного Надзирателя. Но никак не соглашался Главный Старейшина – то ли не верил ханыге, то ли сам засобирался на его место.
И тогда бросил ханыга: не согласишься – натравлю на тебя свору бешеных собак из Информационной Палаты во главе с Ленькой Шелудивым, очернят они тебя в «Местной Кривде», опозорят и обесчестят. Да так, что и пожаловаться будет некому!
Резво взялся за перо Шелудивый и сочинил про Главного Старейшину добротный пасквиль, назвавшись для личной безопасности «Ермаковым».
Читал народ, и ахал и охал, делал выводы. Но об этом сказ опосля.
Р.Баян