ХОЛОДНОЕ УТРО

Кирилл медленно разогнулся, оглядел старый кочкарник. Пожевал затухающую сигарету, чиркнул спичкой. Рассеянно следил, как слоится голубоватая наволочь табачного дыма. Не тает, а переливается вниз. Наверное, к ненастью. Поднял мордушку с пойманными ондатрами. Она приятной тяжестью легла на плечо.

В избушке – чадная полутьма. Николай еще не вставал. Печку растопил Геннадий, который тоже ушёл на проверку самоловов. Николай, раскинув руки, бездумно глядел в потолок, никак не реагируя на появление Кирилла.

Кирилл плеснул в кружку чаю, ткнул ножом в миску с тушёнкой.

– Чего валяешься? – с усмешкой глянул на Николая, – ждёшь, пока добычу вороны да сороки побьют?

– Сон я видел, Кирюха, эх, и сон! – вздохнул Николай, садясь на нары и запуская пальцы в рыжеватые лохмы.

– Ну-ну.

Кирилл, дожевывая, взял рюкзак и шагнул к порогу:

– Я – за продуктами.

– Кирилл! – проканючил Николай, – так ты бы взял, – Николай прищелкнул пальцами, не поднимая головы, потом робко глянул, но наткнулся глазами на пустой дверной проем, за стеной резко прошуршала трава от шагов Кирилла.

– Э-эх, жизнь, – обиженно протянул Николай, обуваясь,– живешь не то как в зоне, не то в наркушке...

«Так сколько же еще?» – размеренно ступая по вязкой грязи, думал Кирилл. Выходило, что осталось совсем немного. Каких-нибудь пяти штук рублей не хватало до полной стоимости фирменного видеомагнитофона, который он сторговал у одного коммерсанта.

Сегодня Кирилл, наконец, понял, почему с таким уважением смотрят в магазине на его исцарапанные, загрубелые руки, на выгоревшую, ладно облегающую крутые плечи штормовку. Его принимали за одного из вальщиков леса, которые работали километрах в тридцати вверх по реке. Небрежно покидав продукты в рюкзак, он заметил, что молоденькая продавщица смотрит выжидающе, и понял, что она ждёт, когда он спросит водку.

– Ну, всё, пока, – он усмешливо глянул в широко расставленные зеленоватые глаза и, вздохнув, легко кинул потяжелевший рюкзак на плечо.

– По-ка, – растерянно пропела девчонка, и на её лице проступил неяркий румянец.

Промыслом Кирилл занимался уже пять лет, сразу после окончания биофака. Промышлял удачно. В первый год решил просто испытать силы, а если получится, обзавестись кое-чем. Но главное – глотнуть воздуха, глянуть на рассвет. Взял за сезон неплохие деньги. С тех пор и потянуло Кирилла, как он сам говорил себе, на волю. Разъехались друзья. Кирилл, капитан институтской сборной по баскетболу, получил три-четыре письма, но за недостатком времени ни на одно не ответил.

К каждому сезону готовился тщательно. Азарт, помноженный на точный расчет. Но часть пушнины Кирилл продавал на чёрном рынке, и с каждым разом эта часть всё более возрастала, побуждая охотника прибегать к откровенно браконьерским методам добычи. В городской благоустроенной квартире, где Кирилл жил вместе с престарелой тёткой, «всё как у людей», то есть как у немногих, в гараже – «Лендкрузер».

Кирилл распрямился и цепко глянул в сторону болота, над которым плавал туман. Если бы сейчас его спросили: «Зачем тебе все это?» – он бы поглядел на такого человека, как на сумасшедшего. Нет, он не сопьется, как Николай, не поломает себе жизнь неудачной женитьбой, как Генка. Они – тоже его сокурсники. Года через три после выпуска встретил их случайно. Наслышанные об его удачливости, попросились на сезон.

К концу промысла к ним заглянул районный охотовед Валентин. Тоже молодой парень, выпускник Иркутского сельхозинститута. В начале их знакомства Валентин, узнав, что ребята Кирилла – биологи, сунулся было к ним с разговорами об улучшении кормовой базы угодий (сам он размахнулся на диссертацию). Геннадий и Николай, основательно позабывшие курс, понесли такой вздор, что Кирилл, еще считающий, что его-то призвание биолога от него не уйдёт, поспешил отправиться с ними за дровами, распрощавшись с недоумевающим охотоведом. «Хотел бы я посмотреть на тебя года через три», – с усмешкой подумал тогда Кирилл. Но позднее узнал от охотников, что Валентин и впрямь занимается улучшением охотугодий, и в том, что в этих местах полно ондатры, есть и его заслуга.

– Ну, всё ясно, – единодушно решили в избушке, – среди начальства у него – «рука». Сам бы он ничего не провернул!

Через неделю упаковывали добытую пушнину в мешки. Сначала обертывали в прорезиненную ткань, как велел предусмотрительный Кирилл. Решили сплыть по реке на небольшом плоту – салике.

Выплыли на рассвете. Геннадий плыл впереди на долбленке. Реку Кирилл знает, но сплывать на плоту не приходилось. Знал, есть за излучиной камень-одинец. Покосился на Николая. От того несло перегаром, глаза скользили по вершинам елей.

– Смотри! Сейчас... – гаркнул ему на ухо Кирилл, указывая на белопенный бурун. Камень – бурая гладкая вершина в радужном венце – как бы вынырнул внезапно, в опасной близости. Кирилл с силой толкнулся, плотик легко отпрыгнул и закачался на разводной волне. В это время что-то ударило его по сапогу. Кирилл резко повернулся. Николай лежал на бревнах ничком, выскользнувший шест несло по течению, салик нырнул под слив и вдруг остановился.

Сквозь воду увидел Кирилл защемлённую в каменной трещине сучковатую лесину. Плотик развернуло боком и начало кренить. Кирилл прыгнул в холодную воду круговерти. Поясницу обожгло, словно десятки раскалённых добела игл впились в тело. Нащупал ногами качающийся ствол, руками держась за бревна салика. Вода взревела, забрызгивая лицо, хлынула через плечи. Одной рукой он ухватился за ворот куртки Николая, который, карабкаясь, только еще больше накренил плавсредство. Кирилл почти наверняка знал, что, отпусти он Николая, того благополучно вынесет на косу. Но его испугало выражение глаз напарника.

– Ничего тебе не сделается, разве что протрезвеешь быстрее, чем бы тебе хотелось – сквозь зубы бормотал Кирилл, – не бросать же из-за тебя пушнину, – а сам подтягивал Николая выше. Вода ударила в мешки, и салик опасно накренился. Кирилл быстро сунул руку в воду, к поясу, нащупывая рукоять ножа. Звонко лопнула надрезанная верёвка. Подтолкнул мешки и резко ударил ногой по ветке. Спал напор воды, шум стал удаляться. Понял – оторвались. Вскарабкался и вскочил на ноги. Следил, как мешки качаются на зеленоватых волнах. Николай, скорчившись на середине салика, плакал обильными пьяными слезами. Кирилл лег и стал грести руками.

Минут через пять подогнал плотик к берегу. Сбросил сапоги и побежал лесом, срезая очередную излучину. Выбежал на берег и, задыхаясь, всмотрелся вниз – чисто. «Утонули?» Глянул вверх – медленно из-за поворота показались наполовину погрузившиеся в воду мешки. Скользя на камнях и охая, бросился в воду. Вот уже близко, вот они! Шероховатый угол мягко толкнул в бок. Судорожно вцепился в мешковину, широко загребая свободной рукой. Отяжелевшие мешки тянули по течению, но ноги Кирилла уже твёрдо стояли на прибрежной гальке. Из-за ёлок высвечивало утро. Оно показалось Кириллу неприветливым, холодным, как вода, у которой он только что отвоевал очередную порцию «счастья».

И.Шустов