НЕСПОКОЙНЫЕ БУДНИ ГРАНИЦЫ

Медленно догорала над маньчжурскими сопками заря. Желтоватая её полоса ещё светилась в бледно-голубом небе, а в падях уже змеились лиловатые тени. Раздался вечерний крик петуха-фазана. На тропу, что узкой, почти неприметной лентой пронизывала заросли орешника, вышел красный волк, редкий, экзотический даже для природы Дальнего Востока, зверь... Он потянул влажными, черноватыми ноздрями воздух. Что-то встревожило чуткого недоверчивого дикого пса, и он, махнув с тропы, пропал в густых зарослях маньчжурского дуба, что тянулись по склону сопки.

Подтянутый молодой офицер, находившийся в дозоре, поглядел на часы. Он поймал себя на том, что смотрит на часы слишком часто. Ещё бы, для недавнего выпускника училища, Евгения Николаева, этот час – «час икс» – был настоящим событием. Советской разведке стало известно, что в девять часов вечера будет предпринята попытка прорвать границу на участке заставы силами нескольких диверсионных групп. Да, пожалуй, для любого советского пограничника эта операция была знаменательна.

Необычность заключалась в том, что пограничники из зорких наблюдателей и стражников границы превращались в контратакующую сторону – они должны были покончить с угрозой, нависшей со стороны японского кордона «Хуретуй». Они ещё не знали, что своей акцией расчищают дорогу регулярным частям Красной Армии, которые с объявлением войны начнут боевые действия против японских войск, оккупировавших территорию Маньчжурии и постоянной угрозой нависающих над советским Дальним Востоком. Советскому командованию были ой как памятны годы войны с фашисткой Германией, когда угроза вторжения со стороны Японии заставляла держать в постоянной боевой готовности значительные военные силы, которые так нужны были на Западном фронте. И вот наступало время, когда могучим ударом нужно было выбить «самурайский меч».

Готовность советского командования покончить с нетерпимым положением не прошла незамеченной для японской контрразведки. Ей понадобились данные о дислокации и передвижениях советских войск, особенно Забайкальского фронта...

Забайкалье – родина молодого офицера Евгения Николаева. Происходил род Николаевых из ссыльных. Много обездоленных людей, судьба которых толкнула на разные проступки против царских законов, обрели новую родину на просторах Сибири. Предки Николаевых, конечно, не мечтали стать военными, но жили они в беспокойном тогда Прибайкалье, на рубеже Российской Империи, и недаром самым распространённым тогда типом поселения были на границах империи казачьи станицы.

Грянула русско-японская война, и мужчины из рода Николаевых (а звались они тогда даже не «Николаевыми», а «Николаенко») проявили тогда столько доблести и привезли столько Георгиевских крестов, что и потомственным казакам на зависть и удивление. И решил станичный сход звать «Николаенковых» в казаки, паче убыль среди казачества была значительна: многие из станичников сложили головы под Мукденом и в других сражениях. Под Мукденом же лежал и один из Николаенко.

Так, по принципам войскового братства и были повёрстаны «Николаенки» в казаки, да только фамилию им пришлось сменить на «Николаевы». И вот, из ссыльных «хохлов» появились уважаемые окрест казаки – георгиевские кавалеры.

Революция 1917 года многое изменила в быту казачьих станиц, да и в сознании казаков, особенно молодых, произошли крутые перемены. Николаевы однозначно встали на сторону Советов, новое же государство не требовало от потомков недавних царских служак непременно военной службы. Широкие горизонты развернулись перед бывшими обитателями военизированных поселений, и парень из казачьей станицы Женя Николаев решил стать геологом. Но не успел он примерить геологическую сумку и взять в руки молоток, как снова тревога – в сложном военно-политическом положении очутилось Советская Россия, запахло войной. С запада угрожала фашистская Германия, а на Дальнем Востоке, памятуя о победах в русско-японской войне (но стараясь не вспоминать про Хасан и Халхин-Гол), бряцало оружием самурайство. Снова военные стали нужнее, чем строители и хлеборобы.

Напрасны были надежды на дипломатическое решение сложных международных вопросов: руководство гитлеровской Германии стремилось к переделу мира с помощью оружия. Большой бедой, но и большой закалкой явились первые месяцы войны после вероломного нападения фашистских полчищ. Взамен окружённых и разбитых советских военных частей обучались и формировались новые, эвакуированная на недосягаемый Урал промышленность неуклонно наращивала техническую мощь Красной Армии.

Евгений Николаев наряду со многими грамотными молодыми людьми попал на офицерские курсы, но после окончания их неожиданно был направлен в пограничные войска на Дальний Восток. Так судьба направила его снова по военной дороге предков. Война на западе к тому времени завершалась победой Красной Армии и армий стран антигитлеровской коалиции, и высвободившиеся на Западном фронте советские войска, в соответствии с договорённостями Крымской конференции, готовы были дать ответ японской военщине.

На пограничной заставе, где служил Евгений, прозвучал сигнал: «Все на заставу». Это была настоящая боевая тревога, и это чувствовали все. Бросались в глаза сосредоточенность и серьёзность «стариков», и нервозность и некоторая растерянность недавно призванных. Командованию погранвойск было известно о состоявшемся в конце мая выпуске питомцев японской диверсионно-разведывательной школы в Хайларе. И сейчас, когда требовалась особая секретность для развёртывания частей Красной Армии для предстоящего наступления на Квантунскую армию, диверсанты пытались прорваться в приграничный тыл для сбора сведений и совершения диверсий.

Было известно, что диверсанты в своей школе обучались действовать в тройках, группами в три, шесть и девять человек. И вот, в наступившей темноте советским пограничникам был отдан приказ занять усиленными нарядами наиболее уязвимые для прохода через границу направления и приступить к интенсивному патрулированию. Николаев вёл боевой патруль по трудному для досмотра участку: такие деревья, как бархат амурский, аралия маньчжурская, перевитые лианой актинидией и виноградом амурским, образовывали здесь настоящие джунгли. Беспокойно вели себя собаки, им нужно было разобраться во всей гамме их собачьих ощущений. Ветерок в этот час тянул по направлению от группы. Острый и пряный запах ломоноса китайского и лимонника понимался с тонким, чуть печальным запахом дикого жасмина.

Вдруг тень мелькнула за высоким кустом рододендрона, собаки насторожились и в тот же миг раздался резкий щелчок выстрела. Раненое животное заскулило, второй выстрел – и бывший рядом с Евгением солдат схватился за плечо. Группа Николаева открыла ответный огонь.

Лейтенанта инструктировали, что на вооружении диверсантов находятся пистолеты системы «Маузер», – портативное и мощное оружие. Однако очереди из автоматов «ППШ», которыми были вооружены пограничники, заставили прижаться нарушителей к земле. Короткими перебежками, под прикрытием огня, пограничники бросились в атаку... На всех участках в это время завязался горячий бой. Враг бросал на прорыв всё новые «тройки», «шестёрки», «девятки». Расчёт был на дерзость и массовость атакующих. Небо над сопками расцветилось разноцветными огнями ракет, одиночные выстрелы перемежались автоматными очередями. Бой шёл с переменным успехом, однако после нескольких часов напряжённого ночного боя обозначился перевес пограничников.

На следующий день, выделив оперативную группу и группу прикрытия, пограничники ускоренным маршем двинулись к японскому кордону «Хуретуй».

К этому японскому кордону вели две дороги: одна вполне благоустроенная, по которой могли двигаться даже автомобили, а вторая – известная только местным охотникам и пограничникам тропа. Знали о ней и японцы, но не выставили на ней заслон, так как она была непригодна для передвижения на лошадях – топкое болото, по мнению самураев, надёжно ограждало их от вероятного наступления русских.

Но не такого мнения был лейтенант Николаев, выросший в семье казаков-охотников, и сам заядлый любитель охотничьего промысла. Разделив вверенное ему подразделение на две группы, он во главе взятой им под командование конной группы двинулся по труднопроходимой тропе. Вскоре под лошадьми зачавкала болотная жижа, фонтанчиками выбивавшаяся из под копыт и грязнившая амуницию всадников. Вдруг белозвёздая Зорька – лошадь под Евгением – провалилась по колени и начала медленно валиться на бок... Пограничники тревожно переглянулись... Но опытный наездник Николаев быстро спрыгнул с седла и в следующее мгновение уже помогал лошади выбраться на твёрдый грунт. Вскоре его примеру последовали и другие.

Вскоре пограничники приблизились к сильно укреплённому кордону с правого фланга, и почти одновременно пошла на штурм группа, наступавшая по дороге. Раздались автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Евгений хорошо различал звук выстрелов наших карабинов и приглушённые хлопки японских «Арисак». Противник бросил все силы на отражение лобовой атаки и добился в этом некоторого успеха – наши выстрелы стали редеть, пограничники переходили к обороне. Вот-вот противник поднимет солдат в контратаку... Медлить было нельзя!

Пограничники Николаева обрушились на правый фланг защитников «Хуретуя». Их атака была полной неожиданностью для врага! Не успели японцы перегруппировать часть сил для отражения нападения на правом фланге, как бойцы подразделения Евгения сблизились на дистанцию ближнего боя. В ход пошли пистолеты и холодное оружие. Японцы оборонялись стойко. Сбоку на лейтенанта бросился конный японский офицер с обнажённым мечом. Николаев уклонился от удара, оружие противника задело погон и чуть не разрезало портупею. Евгений откинулся в седле и выхватил шашку.

Несколько его сильных ударов японец – искусный фехтовальщик – отразил не дрогнув, и сам нанёс молниеносный укол в правую руку. Лейтенант с большим трудом парировал этот удар повёрнутой в последний момент рукояткой шашки, при этом «потерял стремя». Он рванул повод, разрывая дистанцию, японский офицер бросил коня вдогон. Взвизгнувшая сталь меча сверкнула за его офицерской шапкой. Но Николаев, применяя старый казачий приём, вдруг подогнал свою Зорьку к левому боку японца. Теперь противники не могли бы достать друг друга вооружённой рукой. Но шашка сверкнула уже в левой руке лейтенанта, и японец, выронив оружие на полувзмахе, медленно сполз с седла.

Тем временем везде обозначился успех советских пограничников. Немногие из оставшихся в живых солдат противника рассеялись по лесу, уходя на свою сторону. Бойцы Николаева дивились диковинному снаряжению японского офицера – кавалериста: самурайскому мечу с позолоченной гардой, его лёгким и удобным сапогам, сделанными наполовину из фетра и снабжёнными серебряными шпорами ювелирной работы. Пограничникам достались значительные трофеи в Хуретуе – японское снаряжение и карты, а так же вся хозяйственная часть кордона. Примечательно, что хозяйственные работы на кордоне выполнялись китайцами, в столовой прислуживали девушки, набранные из увеселительных заведений Маньчжурии.

При просмотре карт стало ясно, как глубоко планировали японцы вторгнуться на советскую территорию. Они вовсе не собирались обороняться. Заносчивые самураи и не допускали мысли о поражении. Советские пограничники были первыми, кто заставил задуматься высшее военное командование японской императорской армии об авантюристичности и бесперспективности войны с Советским Союзом, нанёсшим поражение гитлеровской Германии. Но пока вышколенная Квантунская армия готовилась к схватке. Стиль её боевых действий – скрытное накопление боевых средств и внезапное, без объявления войны нападение – требовал усиленной разведывательно-диверсионной деятельности в советском тылу.

Не прошло и трёх дней со дня падения японского кордона Хуретуй, как новая тревога подняла в ружьё личный состав заставы. При проверке контрольно-следовой полосы в пади Габцегул были обнаружены следы, ведущие в советский тыл. Николаеву слишком хорошо были известны следы резиновой обуви большого размера, с широким шагом, вдавленные в землю в области носка. Носившими такую обувь были люди молодые, высокого роста (рост можно определить по ширине шага), физически очень сильные и тренированные. Такими были выпускники Хайларской диверсионно-разведывательной школы, отобранные по строгому физическому принципу из потомков белоэмигрантов. Не всякий пограничник мог выиграть рукопашную схватку с таким врагом, если встречался с ним один на один. Поэтому начальник заставы запросил из резерва комендатуры подразделение инструкторов службы собак.

Один конец Габцегульской пади как бы упирается в Касатуйские горы, и если диверсанты перейдут их, они выйдут на Дасатуйскую железнодорожную ветку. Это было бы катастрофой...

Подключив соседнюю заставу, личный состав заставы, на которой служил Николаев, начал преследование врага. Командование решило организовать поиск «перекатным способом». Пока пограничники двигались по следу вдоль заросшей и глубокой долины, вторая группа выезжала на автомашине вперёд на пять-шесть километров и перерезала долину в поперечном направлении. Таким образом, окажись нарушители на данном отрезке территории, они сразу бы оказались окружёнными.

Но след уводил всё дальше и дальше... Временами он просто не просматривался, и тогда казалось, что диверсанты давно выскользнули из зоны поиска, и все усилия напрасны: стоило им попасть в населённую местность, как они, в совершенстве владевшие русским языком и снабжённые безупречными для невооруженного глаза документами, тотчас же растворятся среди местного населения и начнут делать своё чёрное дело...

Но среди пограничников было немало опытных следопытов, и среди них – Евгений Николаев. Они вновь и вновь обнаруживали тщательно маскируемые следы врага и с утроенной энергией продолжали преследование. Наконец, по изменившемуся характеру следов, – враг почти перестал их запутывать, – пограничники поняли, что нарушители обнаружили преследование и, скорее всего, попытаются дать бой. Теперь пришлось утроить осторожность, чтобы не попасть под гибельный огонь засады.

 Продолжение cледует