ТАЁЖНЫЙ РАЗБОЙНИК

Вымахнул на опушку заяц, чутко вслушался. Залитая зыбким лунным светом, в безмолвии стыла горная тайга. Став на задние лапы, беляк раздвоенной губой потянулся к тонким горьковатым веточкам. Вдруг уши его уловили чуть слышный шорох, и в тот же миг, напружинившись, косой метнулся в сторону и пошёл мерить снег саженными прыжками.

А сзади мглисто мелькнула быстрая тень, и на облизанный ветрами сугроб взбежал чёрный соболь. Он постоял немного, нетерпеливым движением отряхнул мордочку и мягкими, широкими прыжками пошёл вниз, к бугрившемуся от постоянных наледей ключу – поискать, не заночевали ли в глубоком снегу рябчики. Уши соболя слышали шорох стекленеющего инея, тёмные глаза насторожённо блестели в полосах лунного света.

...Словно иглой укололо чуткого зверька, волной пробежал под пышной шубой озноб – впереди опасность! Соболь припал к снегу, сжался в комок, не сводя глаз с гущины еловых ветвей, нависших над заячьей тропой. Оттуда неподвижно, в упор, смотрели на него два жёлтых, немигающих огонька, в морозном воздухе слоился удушливый, незнакомый запах. Чуть заметно дрогнула еловая ветвь – и махнул соболь в сторону, за ним метнулся грузный, лохматый зверь, с лёту зарылся в сухой снег, выкарабкался из него и неуклюжими, тяжёлыми прыжками пошёл вверх по склону, вслед за соболем...

* * *

...Ранним воскресным утром надел Степан подбитые камусом лыжи, закинул за плечо одностволку, свистнул Волчка, и – айда в тайгу! Забористый, спиртовой крепости морозец, перехватывал с тепла дыхание: подбитые щетинистым камусом лыжи легко скользили по вымороженному снегу. На подъёме пар от дыхания густо обдавал лицо, инеем оседая на бровях и ресницах.

Ближе к крутобокой сопке часто стали попадаться кабарожьи следы. Волочок сунул нос в глубокий узкий следок, смешливо фыркнул и заспешил дальше, но на подъёме вдруг торчком поставил острые треугольники ушей и, весь подобравшись, шибче занырял по снегу. Впереди глубокий неровный след пропахал снежную крутизну склона, протянулся вверх, к камням. «Росомаха соболя гоняла, будь она неладна, перед светом уже», – определил подоспевший Степан.

Пёс ходко пошёл по не успевшему ещё уплотниться следу. Степан, топоча широкими лыжами, боком обошёл крутизну и устремился вдогон. Впереди запятналась кровь, пушистые шерстинки были рассыпаны по насту, около выворотня истошно закричала сойка. Не успел уйти соболь, обманулся – камни на вершине оказались сплошными, без спасительных пустот. Нырнул соболь в снег, тут его и придавила когтистыми лапами тяжёлая росомаха. «Вот разбойница, хорошего соболя заела», – подумал Степан. А Волчок через разложину уже на другую сопку вымахивал. «Сытая, далеко не пойдёт, а уж Волчок настигнет».

Степан с уверенностью глянул в глубь таёжного редкостоя и поставил лыжи тупыми носами вниз. Мелькнула мимо, растопырив кривые ветви, кряжистая лиственница, сбросила увесистую шапку снега, а Степан уже на подъёме другой сопки лыжи перекидывает. Вылез на вершину, услышал внизу, в буреломе, короткий злой лай и придушенный хрип. Быстро скатился Степан, упёрся рукавицами в тугую стенку елового молодняка. На снегу виднелись следы короткой звериной потасовки. Рядом сидел Волчок и ошалело тряс головой, мутными глазами глянул он в лицо подоспевшему хозяину. Понял Степан, рассмеялся: «Одушила кобеля росомаха!» – мускусные выделения особой железы, которые выбросила росомаха в минуту опасности, подействовали на чуткий собачий нос, как удар дубинкой!

По свежему следу двинул Степан дальше, сзади наседал очухавшийся Волчок. Около островерхой сушины второй раз остановил пёс зверя и, не доверяя больше коварному хищнику, запрыгал поодаль, захлёбываясь возмущённым лаем. Подкатился Степан, из-за огромной ели выцелил приникшего перед прыжком на собаку зверя. Сухо стукнул выстрел, ткнулся хищник головой в снег, подскочил Волчок и схватил росомаху за шею.

– Отрышь! – по-охотницки прикрикнул на собаку Степан.

Подкатился сам и поднял росомаху за лапу. До чего неказистый зверь! Приземистый, лохматый, через спину тянется светлый чепрак, узкая морда с маленькими, глубоко запрятанными во впадинах черепа глазками оскалена в угрюмой злобе, толстые кривые лапы подвёрнуты внутрь острыми когтями. Одно хорошо – мех у росомахи отменный, не индевеет на морозе, не волгнет в сырость.

А по образу жизни зверь этот – первый в соболиной тайге разбойник. Плохо придётся соболю, если не увернётся он от тяжёлой на подъём, но сильной росомахи. Затаившись возле тропы, схватит росомаха метнувшегося в глубокий снег зайца, подкараулит и задерёт осторожную кабаргу. Порвёт и попавшего в капкан зверя, обворует хитро поставленную ловушку. Не любит таёжный охотник этого зверя и, если выпадет случай, не пожалеет времени и заряда на росомаху.

Д. Филин