ЕВДОКИЯ

Давно согнуло спину бабке Евдокии знаком вопроса, и боль в суставах постоянно напоминает ей о преклонных годах. Сколько лет уже она молила Господа, чтобы он её к себе забрал. Но, видимо, молитва её не доходит до Бога.

Евдокия привыкла в жизни надеяться только на себя – не хотела даже после смерти быть кому-нибудь обузой. Из скромной пенсии давно она насобирала себе на домовину, и та который год уже лежала на чердаке, ожидая своего часа... Накопила старушка на похороны, и на поминки, и на годовщину...

Сколько раз представляла себе бабка Евдокия свои похороны. Как соберутся проводить её в последний путь соседи и родня. Всё это виделось её довольно хорошо. Только вот никак не могла она представить себе: как же она будет смотреться со стороны в последнем своём «приюте». Не раз возвращалась она к этой мысли своей, прежде чем её бес попутал...

«Приглашу фотографа, – дошло до неё, – вот тогда и увижу себя со стороны!»

Для исполнения своего желания позвала соседку Анну. Та сначала упиралась: «Что ты, что ты, Дуня? Как можно? Разве с этим шутят?» Но потом согласилась: не часто Евдокия просит о помощи...

Спустили они с чердака пересохшую домовину. Поставили. Крышку рядом к стене прислонили. Евдокия неспешно улеглась в свой «последний приют».

В назначенное время пришёл заранее приглашённый фотограф, парень лет тридцати, с румянцем во всю щеку. Он увидел скорбно стоящую у гроба соседку. Рядом, на столе, в траурном убранстве, с закрытыми глазами лежала в домовине бабка Евдокия. Между пальцев, скрещённых на груди, трещало пламя восковой свечи...

Когда фотограф сделал несколько снимков, баба Нюра спросила:

– Сколько тебе за работу, сынок?

Парень вдруг назвал такую цену, что баба Нюра с открытым ртом плюхнулась на стоящий рядом стул...

Задрожала и, задымив, погасла упавшая из рук «покойницы» свеча. Бабка Евдокия, забыв, что она «умерла», ухватилась за обшитые черным сосновые борта домовины, села.

– Ты что, сынок, совсем одурел? – удивлённо спросила она фотографа.

Из рук фотографа выпала фотокамера. При ударе сверкнула в последний раз фотовспышка. Парень с широко открытыми глазами схватился за сердце и по дверному косяку сполз на домотканый коврик...

– Ну и хилые мужики пошли, – покачав головой, заключила бабка Евдокия, вылезая из гроба.

Через три дня фотографа похоронили...

П. Косс