ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГОЛУБЯ

На чердаке было тихо и пыльно. Пыль взмётывалась от крыльев прилетевших голубей и долго клубилась причудливым серо-золотистым шлейфом в воздухе, пронизанном полосами солнечного света, падавшего сквозь щели. Щелястая крыша плохо спасала от дождя, но жаркими днями на чердаке было прохладно, так как из небольшого, буйно заросшего лопухами садика, вплотную примыкавшего к стене старого дома, тянул сквозняк.

Голуби прилетали часто, чтобы накормить двух птенцов, лежавших в нехитро устроенном гнезде, которое помещалось в карнизе крыши. Птенцы были одинаковы по размерам и однообразно покрыты густым сероватым пухом. Они были прожорливы и постоянно требовали корма от своих родителей. Насытившись, голубята часто и подолгу дремали, прикрыв полупрозрачной плёнкой век свои ещё мутные глаза.

Они пока не знали, что за тихими переулками их квартала существует огромный, громкозвучный мир большого города, привлекательный, но и опасный. Но дни шли за днями, пух на теле и крыльях голубят постепенно сменялся перьями, и однажды они почувствовали, что не могут больше сидеть в казавшемся им ранее таким уютным гнезде – большой мир и необъятный простор синего неба властно звали их к себе. Но о том, чтобы сразу вырваться в него, не могло быть и речи – птенцы птиц так же терпеливо и подолгу учатся летать, как дети – ходить.

Сначала голубята вылазили на открытый карниз, потом, помогая себе неокрепшими крыльями, стали выбираться на дощатый настил крутой крыши и подолгу ходить по ней. Родители бдительно наблюдали за ними и то взлетая, то опускаясь, словно призывали голубят быть смелее и увереннее в себе. Голубята следовали их примеру, но их тяжёлые, с недоразвившимися перьями крылья плохо держали их в воздухе. Однажды взрослые голуби улетели за кормом, они теперь надолго оставляли уже оперившихся птенцов. Голубята сидели на коньке крыши и с любопытством рассматривали всё, что попадало в их поле зрения. Вот по улице прошёл человек, широко размахивая руками, и с дороги поднялась шумливая воробьиная стайка; оживлённо чирикая, птички расселись на проводах.

Голубята рассматривали дорогу, дома, людей, птиц, облака, гонимые по небу свежим ветром и причудливо меняющие свои очертания, и не замечали, что за ними тоже наблюдает пара глаз, хищных и ярко блестевших. Жёлтая бродячая кошка, подкравшись незамеченной к печной трубе, давно уже пристально следила за двумя молодыми птицами, неловко сидевшими на остром коньке. Улучив момент, кошка бросилась из-за трубы, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами от настила и в прыжке настигла поднимавшегося голубёнка. Второй голубёнок резко замахал крыльями и вдруг они подбросили его высоко над крышей. В воздухе он завалился сначала на левое крыло, потом на правое, потом выправился при помощи широко развёрнутого хвоста и вдруг полетел почти так же ровно и быстро, как и взрослые голуби. Впервые крылья спасли его от опасности, стали надёжной опорой в воздухе.

Словно осознав преимущество полёта перед передвижением с помощью ног, молодой голубь летал так долго и высоко, как только позволяли неокрепшие ещё мышцы крыльев. Он описал несколько больших кругов и сел на соседний дом, ещё не совсем придя в себя от страха после нападения кошки. Он долго не решался перелететь на родной карниз, хотя старые голуби давно уже устроились на ночлег.

С той поры молодой голубь всё чаще и увереннее пользовался крыльями и постепенно «стал на крыло», как говорят о взматеревших птенцах любители птиц. Со временем он приобщился, хотя ещё и сопровождаемый своими родителями, к большой стае городских голубей, в которой были птицы разных возрастов. Молодой голубь выделялся среди них светлой перевязью на хвосте и равномерным сизым налётом на перьях спины. Если бы не этот тёмный, блестящий налёт, проступающий по мере взросления голубя всё сильнее, то молодую птицу вполне можно было бы принять за дикого скалистого голубя, случайно приставшего к стае домашних.

Голуби, собираясь на ночлег на высоких домах большими стаями, поутру разлетались по районам города и его окраинам небольшими группами в поисках пищи. Однажды стайка, в которой находился Сизый, далеко залетела за черту города и возвращалась уже поздно вечером. В поле зрения голубей, быстро и невысоко летевших над землёй, уже начавшей покрываться мягкими тенями летних сумерек, возникло огромное унылое строение – старая водонапорная башня, стоящая на пустынной, южной окраине города. Описав небольшой круг над башней, казавшейся в лучах закатного солнца охристо-красной, голуби опустились на её крышу. В жести, проеденной ржавчиной, было множество дыр с рваными краями, в которые легко могла бы проникнуть и более крупная птица, чем голубь.

Осмотревшись вокруг, птицы одна за другой влетали через самое большое отверстие внутрь чердачного помещения и располагались на потемневших от времени стропилах на ночлег. Солнце опустилось ниже, и на чердаке сразу же стало темно. Голуби задремали; как все дневные птицы, они быстро засыпали в сумерках. Наступила прохладная ночь, и взошла луна, её свет, пробиваясь сквозь причудливый узор проржавевшей жести, рассеянными пятнами и полосами неправильной формы ложился на пыльный пол и старые стропила.

Налетел порывистый ночной ветерок и зашуршал листком бумаги, которую знойный дневной вихрь когда-то высоко поднял над землёй, закружил, а потом втянул через дырявую крышу на чердак и здесь бросил. Сизый широко раскрыл глаза и замер от страха – в полосах лунного света, лившегося через прорехи крыши, он вдруг увидел огромную тёмную птицу, которая, часто взмахивая мягкими крыльями, стояла в воздухе почти на одном месте, словно чудовищной величины бабочка, и пристально вглядывалась в спящих голубей огромными, ночными глазами. Сизый не мог пошевельнуться, загипнотизированный необычностью происходящего.

Зловещий воздушный танец продолжался несколько секунд – птица вдруг перестала взмахивать крыльями, и , приняв в воздухе горизонтальное положение, тенью скользнула в самое большое отверстие. Это была крупная сова – серая неясыть. Она жила постоянно здесь же, на чердаке водонапорной башни, где у неё было постоянное убежище. Днём она пряталась от назойливых дневных птиц, дразнивших её, и яркого дневного света, а с наступлением сумерек вылетала на охоту и излюбленной её добычей были крысы и мыши, которыми изобиловала окраина большого города. Остаток ночи Сизый провёл тревожно, едва он закрывал глаза, как ему казалось, что над ним снова трепещет силуэт хищной ночной птицы.

Наутро голуби дружной стайкой взмыли в прозрачный воздух и, сделав большой круг над местом ночлега, понеслись навстречу рассвету над домами, над зелёными квадратами скверов и широкими перекрёстками серо-голубых асфальтированных улиц, на которых серебряной паутиной блестели трамвайные рельсы.

Внизу показались купы больших, не подстриженных деревьев, между ними блестело синее зеркало воды, отражая безоблачное небо. Голуби круто снизились и пронеслись бреющим полётом над самыми верхушками деревьев, под ними показалось множество больших и малых клеток, а участки покрытой травой территории были разгорожены на неровной величины площадки высокими сетчатыми заборами. Здесь размещался зоопарк.

На глади воды обширного бассейна плавали крупные и мелкие птицы – величавые, изящные лебеди, скромно окрашенные утки средних широт, ярко оперённые птицы тропиков и не уступающие им в нарядности обитатели севера – краснозобые и черногрудые казарки. В кормушках была в изобилии насыпана пища. Голуби опустились и отведали сытного корма, но, как и многие зерноядные птицы, они всем лакомствам на свете предпочитали твёрдые, сухие зёрна злаков и поэтому вечером они полетели кормиться на элеватор, который стоял на западной окраине города.

Огромные запасы зерна привлекали сюда многих. Воробьи слетались во второй половине лета, по выводу птенцов, огромными стаями, и тогда крыши и балки строений были усыпаны этими птичками, словно серым живым налётом. Грызуны, крысы и мыши, занимали нижние ярусы строений. Обилие грызунов и зерноядных птиц притягивало, в свою очередь, четвероногих и пернатых охотников.

Сизый с любопытством оглядел с высоты полёта незнакомое для него место; стая, описав над двором широкий круг, плавно опустилась за его пределами, там, где у северных ворот скрещивалось несколько подъездных дорог. Голуби расселись на земле хлопотливой стайкой и, разрисовывая придорожную пыль тонкими крестиками следов, собирали просыпавшееся с проезжавших машин зерно.

Привыкшие к беспечной жизни в городе, они не особенно обращали внимание на окружающее и внимательно следили лишь за воздухом. Поэтому ни одна из птиц не насторожилась, когда между кустиками карагача мелькнула желтоватая шкурка гибкого зверька. Зверёк юркнул в сквозную нору суслика и вдруг его острая, сплющенная мордочка высунулась совсем рядом и в тот же миг пёстрый голубь, схваченный острыми зубами, судорожно забил крыльями, поднимая облачко мелкой удушливой пыли. Стая была уже в воздухе, резко взмахивая крыльями, испуганные птицы стремительно набирали высоту, как будто коварный хищник – степной хорь мог настичь их в полёте. Ночной хищник, хорь отдыхал здесь же, в норе на обочине, но запах стаи птиц возбудил его всегдашнюю хищную жадность.

Однажды солнце встало над городом в окружении облаков... Вскоре после восхода облака сгустились и совсем закрыли его багровый диск. Стало влажно и душно... Птицы, предчувствуя ненастье, были вялы и сонливы, даже непоседливые воробьи сидели нахохлившись и чирикали будто через силу. Но к полудню начался ветерок, он разогнал слоистые белесые облака и лучи полуденного солнца ярко отразились от стёкол домов и от глади реки.

Птицы оживились. На площади, в центре города, собралась большая стая. Голуби жадно клевали корм, который любители птиц щедро рассыпали из пакетов, купленных здесь же. Разнообразно окрашенные, красивые птицы, перелетавшие от одной стайки к другой, оживляли огромный серый квадрат площади, заключённый в зелёную раму коротко подстриженных кустов. Здесь же, над тротуаром, в загущении ветвей было искусно спрятано гнездо мухоловки. Серая птичка безбоязненно выпархивала из колючих ветвей и, описав в воздухе замысловатую фигуру, хватала вьющееся над влажной зеленью насекомое и несла его птенцам. Неподалёку, в ветвях, возились с весёлым писком синицы и малый пёстрый дятел перелетал от дерева к дереву с весёлым постуком.

Неподалёку от площади – роща старых тополей. На одном из деревьев, ближе к стволу, виднелось будто утолщение... Тополя были старые, и на их ветвях-руках и шиферно-серых стволах виднелись словно ревматические вздутия... Никто не обращал внимания на повисшие куски коры и поникшие, искривлённые ветви. И было полной неожиданностью, когда «утолщение» вдруг распахнуло жёлто-серые крылья и понеслось, скользя по ниспадающей дуге, к ближайшей стайке голубей на асфальте... Никто не успел поднять тревогу, и ястреб-тетеревятник, схватив матёрого голубя, протащил добычу над стрижеными вершинами кустов и исчез за углом заброшенного дома. Пискнула в ужасе синичка и голуби, громко хлопая крыльями, взлетели и бросились врассыпную. Тетеревятник же присел под раскидистым кустом бузины во дворе старого, нежилого дома. Здесь был настоящий притон дерзкого пернатого разбойника – приглядевшись, можно было обнаружить разбросанные там и сям кучки перьев и полые кости птиц.

Тучи между тем снова сгустились над городом. Вдруг задул резкий ветер. Сизый, испугавшийся нападения тетеревятника, набрал большую высоту, и тут, застигнутый шквалом ветра, он с трудом боролся со ставшим вдруг упругим и плотным воздухом. Голубя то бросало вверх на десятки метров, то прижимало к шиферным кровлям многоэтажных домов. С высоты он увидел, как небольшая стайка голубей пронеслась над улицами к небольшому островерхому дому на берегу реки и тотчас птицы опустились на стоящую во дворе голубятню. Может, это были птицы его стаи?

Сизый полусложил крылья и, используя секундное затишье между порывами, снижающимся полётом пронёсся над кварталом и сел на крышу голубятни рядом с замеченными птицами. Это были голуби необычного вида: хвосты их расширялись к концу, на ногах – бахрома из мелких перьев, а весь окрас оперения был резко двуцветным – основной фон мягкого кирпично-жёлтого цвета с широкими белыми полосами на спине, а перья на груди были цвета бутылочного стекла и отливали красивым металлическим блеском.

Но рассмотреть своих новых товарищей Сизый не успел. Солнце, было показавшееся в разрыве туч, вспыхнуло на мокрой поверхности крыш и слепяще отразилось на стёклах окон, но тяжёлые тучи вслед за этим сомкнулись ещё плотнее, разяще вспыхнул зигзаг молнии и воздушное пространство сотряслось оглушительным, сдвоенным ударом грома. В тот же миг, словно дождавшись, наконец, сигнала, дождь хлынул как из ведра и потоки освобождённой влаги мгновенно залили всё вокруг, хлынули по водосточным трубам и, пузырясь, мутными струями зазмеились по асфальту. Голуби подбежали к темнеющим отверстиям летков и один за другим залезли внутрь голубятни, за ними последовал Сизый.

Внутри было сухо и уютно. Под всхлипыванье и плеск дождевых потоков Сизый быстро задремал...Ему приснилось, что он вновь летит над городом и борется с порывами ветра. Вдруг резкий порыв бросил его вниз, и Сизый с ужасом увидел, как приближается земля, а он не может раскрыть крылья. От сильного толчка Сизый проснулся и напрягся, но не мог даже пошевелиться – кто-то крепко держал его, плотно прижимая крылья к туловищу.

И. Шустов 
Продолжение следует.