ТАК ПРОСТО ПОПАСТЬ – В ПАЛАЧИ

«Моя шея не выдержит штангу ушей», – написал Вознесенский по очень частному поводу. Кажется, речь у него шла о вечном – женщине, коварстве и любви. Штанга моих ушей налилась свинцом с начала октябрьской недели. Грузия и «наши» граждане, которых надо «спасать» и никак иначе, как самолетом МЧС, последующая чистка рынков столицы от грузин и казино (понимай как знак равенства), 30-летие премьера Чечни ознаменованное медалью «За укрепление федерации», следом – убийство Анны Политковской, день рождения Путина и парламентские выборы в регионах, среди которых Тува.

Это только на первый взгляд нет логической цепочки между событиями, занимающими разные ниши в рейтинге новостей. Анна Политковская писала о Чечне. Медаль за это в Кремле ей и в страшном президентском сне бы не вручили. Пулю в лоб – пожалуйста.

8 октября, когда не больше 300 человек собрались в Москве на траурный митинг памяти убитого журналиста, на первом месте шли новости о выборных скандалах в день голосования и прилете сестры Кадырова за наградой. Наверное – это правильно. И в день такого великого праздника (формирования новых составов законодательных собраний, от которых, вроде бы зависят политические контуры новых глав регионов) да еще в день, когда самый молодой в истории новой России премьер, удостаивается вместе с балериной и физиком поздравлений по телефону от главы государства – в свою очередь принимающего поздравления по случаю дня рождения – не может и не должно быть никаких печальных новостей.

А большой печали и не наблюдалось. Как и пару лет назад, когда отравили депутата Госдумы журналиста Юрия Щекочихина. Кто заметил в июльской отпускной запарке эту «новость»? А тех, кто посмел ее озвучить, оказалось и того меньше. Журналистов в России отстреливают как больных птиц. Заразных. О мотивах политсанэпидкиллеров можно догадываться. Ведь то же самое практикуют в Афганистане, в Ираке, и чего далеко ходить – в Туркменистане. Со своими средневековыми страхами мы ушли от них недалеко. Ведьму на костер – святсвятсвят...

Что успела передать Анна Политковская читателям «Новой газеты» за последний месяц работы? Листаю наугад.

3 сентября о старшем следователе районной прокуратуры Ингушетии Исе Арчакове, расследовавшем дело о хищении бюджетных средств, выделенных пострадавшим от паводка. Следователь в своем расследовании масштабного воровства дошел до руководства республики и, естественно, был уволен. «Настоящая причина гонений на Ису Арчакова – не в нем самом. В приоритетах нашей власти. Там главное – быть «своим» и уметь пускать пыль в глаза, «формировать положительный образ». В услугах непонятливых и неуступчивых там не нуждаются. И поэтому районная прокуратура оказалась уволена почти в полном составе – радуйтесь, бандиты!»

10 сентября публикация об отстранении К.Криворотова – «лучшего следователя» Генпрокуратуры на Северном Кавказе по фактам фальсификации уголовных дел связанных с Бесланом и Ингушетией. «Криворотов – шпунтик системы государственного самосуда, укрепившегося на Северном Кавказе под маркой «антитеррористической борьбы». Почему он сейчас в опале? Пала его «крыша» в ведомстве – Устинов и Шепель».

В этом же номере газеты о задержании в Москве правозащитников у Соловецкого камня «за несанкционированное выражение скорби» в годовщину Беслана. Запрет вызвал доклад депутата Госдумы Юрия Савельева, взрывотехника по образованию, доказавшего, что пожар в спортзале начался с того, что гранатометы били по школьной крыше, и заложники от этого сгорели. Изымались номера «Новой газеты» с этим докладом и арестовывались участники митинга. «ОМОН на сей раз как-то особенно жесток, совсем не церемонится: рвут плакаты, топчут каблуками армейских ботинок прямо по самодельным «Помним, молимся, скорбим...» Толпа скандирует: «По-зор! По-зор!» Женщины подходят к бойцам, уговаривают: «Что же вы делаете? Ребята вам потом стыдно будет!» Но асфальтовые камуфляжи лишь бубнят: «СМИ врут... СМИ врут...» и продолжают молотить руками направо и налево».

24 сентября о чеченском спецназе, приглашенном в Петербург для наведения порядка на крупнейшем мясоперерабатывающем предприятии города, оказавшемся яблоком раздора между двумя фирмами. «Даже очень просвещенные мои коллеги любят сегодня порассуждать о том, что вся эта чеченская братва, одаренная Кремлем, поднятая из грязи, отмытая и вооруженная, и есть тот настоящий порядок в Чечне, о котором все мечтали, но который был недостижим при других пацанах. Да, только этот порядок – порядок «черной зоны», когда «паханы» держат все и всех, включая представителей власти и закона. Чему мы и стали еще раз свидетелями в Санкт-Петербурге».

Мне сложно представить Анну Политковскую штурмующую форт Баярд в телегеничном и хорошо продуманном макияже. Не только потому, что ее уже нет в живых. Наверное, российским журналистам сподручнее кататься со звездами на коньках, держать прямую спину в туре венского вальса, вести передачи о тенденции новых нарядов, искусстве соблазнения противоположного пола и накачке брюшного пресса. Но кто-то должен держать за нас всех не прогибающуюся спину в других местах, где от близости к власти сносит совесть, штурмовать другие форты, за стенами которых собираешь не игровые жетоны, а отсчитываешь счет собственной жизни. Потому что жизнь не ограничивается скандалами «Дома-2», и слезы с влагостойкой тушью в ней льют не над пластмассовым младенцем, а над детьми, потерянными в Грозном, Моздоке, Норд-Осте, в Беслане, в... Список еще не закрыт.

Полагать, что мертвая Политковская – лучшее решение проблемы неправильных умозаключений в головах россиян большое заблуждение. Журналист продуцирует не собственные мысли. У него нет на это права, оно за теми, кто уполномочен Конституцией вещать с трибун (Госдумы, Совета Федерации, Кабинета министров, Кремля), генерируя идеи улучшения или ухудшения нашей жизни. Человек, называемый журналистом, не наделен такой привилегией и всего лишь артикулирует то, о чем (исчерпав все возможности) кричат, плачут, умоляют не услышанные властью, обманутые, униженные, убитые ею или с ее молчаливого одобрения. В противном случае этот неисчерпаемый конфликт личности и системы решался бы в уполномоченных на то органах – судах, прокуратурах, оставляя без работы людей, называемых журналистами.

Вина Анны Политковской очевидна – она не молчала и не призывала к молчанию обращавшихся к ней – из Чечни, Ингушетии, Осетии, Твери, Рязани, Москвы, еtс. Она считала естественным правом людей стремление к прекращению насильственно причиняемой боли. Неважно чем: незаконным задержанием, пытками, преследованием, ложью или угрозами. Я не знаю ни одного журналиста, добровольно вторгающегося в чужую жизнь с вопросом – а не навести ли у вас тут порядок? Это только в рекламе стирального порошка по домам ходят люди, жаждущие постирать чужое грязное белье. В неэкранной жизни все наоборот, за то что не сделано властью для защиты граждан (избравших и содержащих эту власть) вынуждены расплачиваться журналисты. Все чаще – головой. Александр Галич назвал то, чего от нас добиваются «Старательским вальском».

Пусть другие кричат от отчаянья,
От обиды, от боли, от голода!
Мы-то знаем – доходней молчание,
Потому что молчание – золото!
Вот так просто попасть в богачи,
Вот так просто попасть в первачи,
Вот так просто попасть – в палачи:
Промолчи, промолчи, промолчи!

Ах, как же продешевил мальчик научившийся орудовать «Макаровым». Если б знать, что его имя будет стоить 25 миллионов рублей. Несравненно больше, чем ему обещали за близорукую доверчивую «тетку в очках», отравленную 1 сентября 2004 года в самолете на пути в Беслан чашечкой кофе (у нас уже и стюардессы носят погоны?), выжившую и добитую 7 октября 2006 года на пороге собственного дома в выходной, днем, недолго мучая ожиданием меткого стрелка.

Благодаря ему я так и не увижу Анну Политковскую. Живую: разговаривающую, смеющуюся, обнимающую коллег. В прошлом году, когда Сахаровский журналистский конкурс подводил итоги, не было только ее – члена жюри и первого лауреата. Вместе с благовещенской журналисткой она стояла на митинге в защиту избитого города. Против милицейских зачисток осмелились выйти две женщины, вооруженные лишь редакционными удостоверениями.

Для одной из них «Журналистика как поступок» оказалась не конкурсом – эпитафией.

Саяна Монгуш