«Виновны, но заслуживают снисхождения»

Двух убийц пятерых тувинцев в Тофаларии охотники не оправдывают. Но понимают и не осуждают

Окончание. Начало в №16.

Последний лихой поход тувинцев

Уже много времени спустя следствие установит некоторые детали появления этой банды тувинцев в Тофаларии. Неподалёку от Кижи-хема в сторону границы с Иркутской областью есть такие лечебные источники – Аржаан. Это маленькое курортное место, похожее на всем известный Аршан. В середине лета 2002 года там встретились пятеро «ооловичей» – эта приставка в паспортных данных тувинцев после русификации обозначает что-то вроде отчества. Двадцатилетние Ланча Буллы, Андрей Монгуш и двадцатидевятилетние Шораан Солчак и Аян Маады беспечно проводили на источниках время и не знали, чем себя занять.

В недобрый для себя час они познакомились с земляком, 32-летним Андреем Чылбак-ооловичем Ак из соседнего с их селом Сыстыг-хем посёлка Ий. В отличие от праздно шатающихся земляков Андрей Ак был на источниках проездом – он собирался навестить свою двоюродную сестру, которая жила в Алыгджере, где работала в больнице. В Алыгджер они решили идти вместе – чтобы не скучно в дороге было.

Перевалив Мусс-Даг-Дабан, они сильно обрадовались нежданному подарку судьбы, найдя у пустой избушки двух «ничейных» коней, и отправились дальше, где на берегу Идэна им встретилась избушка охотника Олега Яковлева, служившая всем тофаларским охотникам чем-то вроде мужского клуба и перевалочной базы одновременно. Богатое зимовье, давшее им ночлег и пищу, они попросту разгромили и разграбили – по местным традициям это грех едва ли не страшнее убийства. Переночевав, они забрали рыболовные снасти, радиоприёмник, все продукты, магнитофонные кассеты, полтора литра самогона и, тяжело гружённые добычей, решили в Алыгджер уже не ходить, а возвращаться домой.

Пережив сильный испуг от встречи с двумя Евгениями в устье Няндармы и отсидевшись до темноты, они тем не менее имели глупость и наглость тихо и подло увести их последних двух коней, огибая избушку ночью, чтобы выйти на прямую тропу к Мусс-Даг-Дабану. Зная, что теперь двум охотникам просто не на чем их преследовать, они в течение светового дня неспешно добрались до вершины перевала и остановились на ночлег на берегу Челомонги – дегустируя украденный самогон, хвастаясь своими подвигами и собираясь поутру окончательно раствориться на степных просторах «Тувинии»...

Расстрел на перевале Мусс-Даг-Дабан

Характер не только самого преступления, но и всех предшествовавших ему поступков скрыт во внутренних качествах личности Евгения Анциферова. Летом 2002-го ему было 26 лет. Отец – охотник, мать и жена – учительницы в местной школе. Сам он в школе был отличником, а в сочинениях на тему «Кем я хочу стать» всегда писал, что мечтает стать следователем. Верный своей мечте, он после школы поступал на юридический факультет ИГУ, но не прошёл по конкурсу. В армию пошёл охотно, попал на границу, дослужился до сержанта и весь срок службы характеризовался только положительно. Отличник боевой и физической подготовки, он имел более трёхсот выходов на охрану государственной границы.

Справедливость требует отметить, что у замечательных качеств Анциферова была и оборотная сторона. Под конец безупречной службы после избиения «дедами» нескольких новобранцев Евгений фигурировал в дисциплинарном расследовании о неуставных отношениях. Он получил три года условно, но попал под амнистию и отделался лёгким испугом. Психологическая экспертиза тогда установила, что при полной вменяемости он некритично относится ко многим своим поступкам. Проще говоря, Женя-старший бы уверен, что он всегда и во всём прав.

Десять часов он на одной силе воли шёл лесной тропой вдоль Уды к тому месту, где в верховьях Мусс-Даг-Дабана в неё впадает Челомонга. Если бы не падающий от усталости племянник, он бы не делал даже минутных привалов, где они подкреплялись чаем из термоса.

– Мы не искали их следы и не гадали, куда они пошли, – там всего одна тропа, – вспоминает Женя. – На Мусс-Даг-Дабан мы взошли на закате и сразу их увидели. Может, мы прошли бы мимо, но в стороне от тропы увидели белого коня – он чётко вырисовывался на фоне горы. Они сидели и пили самогон в ложбине, примерно в двух километрах от границы с нашей стороны – расстояние легко определялось по старым пограничным столбам. Кони паслись чуть поодаль, на берегу.

Операцию по захвату Анциферов спланировал моментально и профессионально. Парфёнова он послал в засаду в кусты, находящиеся под таким углом, чтобы он не попал под пули, если возникнет перестрелка. А потом встал в полный рост, преградив единственный выход из ложбины, и, прицелившись из карабина СКС, сказал:

– Сидите и не двигайтесь. Мы заберём своих лошадей и уедем.

Ружья тувинцев лежали в трёх метрах от костра. И всё-таки они рванулись к ним. И тогда Анциферов выстрелил. Он был пограничником и охотником. Он просто не мог промахнуться. Впоследствии судмедэкспертиза покажет, что он попал Ааяну Маады прямо в сердце. Остальные, похватав оружие (всего у них были самодельный, собранный из деталей карабин, ружьё Иж-18Е и две винтовки ТОЗ – однозарядная и ТОЗ-1701), засели в зарослях карликовой берёзы и стали беспорядочно отстреливаться. Женя утверждает, что они со старшим в ответ не стреляли, поэтому тувинцы просто не знали, в каком направлении вести огонь. Но когда конокрады поняли, что окружены, они бросили ружья и вышли на свет костра с поднятыми руками.

Как всегда в этой истории, Анциферов думал очень быстро. После убийства Маады он решил для себя, что свидетелей в этой истории остаться не должно. О самой сцене расстрела Женя Парфёнов не то чтобы отказался разговаривать, но после каждого вопроса надолго задумывался и бурчал что-то малоинформативное. Поэтому нужно забежать немного вперёд.

Вскрытие трупов на тофаларо-тувинской границе

...В избушку они вернулись на следующий день, 19 июля. Анциферов вернулся в Алыгджер в тот же день, Парфёнов ещё неделю рыбачил на заимке. До конца лета, встречаясь в посёлке, они ни разу не говорили о произошедшем. В начале августа к начальнику уголовного розыска Нижнеудинска Геннадию Урозаеву поступила оперативная информация, что в каком-то пьяном разговоре Евгений Парфёнов обмолвился, что они с двоюродным дядей расстреляли в тайге нескольких тувинцев. К тому времени из Республики Тыва пришла ориентировка на без вести пропавших пятерых человек. Уголовное дело поручили вести старшему следователю Нижнеудинской межрайонной прокуратуры Петру Фёдорову.

В среду, 7 августа, Парфёнов прилетел в Нижнеудинск по повестке в военкомат. В четверг военкомат не работал, а когда Женя пришёл в пятницу утром, в кабинете его уже ждал оперативный сотрудник. На первый же вопрос о расстреле тувинцев Парфёнов подтвердил, что это правда, и предложил написать явку с повинной. Оперативно-следственная группа прилетела на Мусс-Даг-Дабан 16 августа утром. Три трупа, лежавших в ручье, нашли сразу. Ещё один находился в пяти метрах от воды – по следам на земле и повреждениям на теле определили, что это уже посмертная работа медведя. Производить вскрытие заведующий Нижнеудинским районным отделением судебно-медицинской экспертизы Евгений Ерохин решил на месте.

Главная ошибка, которую совершили преступники, состояла в том, что они с совершенно непонятными целями бросили тела своих жертв в ручей. В ледяной воде трупы остались в первозданном состоянии. Более того, два из них лежали в воде с головой, благодаря чему мозг сохранился и экспертам удалось обнаружить и проанализировать расположение раневых каналов. Двое из убитых были связаны друг с другом кистями рук. У всех жертв нашли по два ранения в голову. Евгению Ерохину удалось даже определить дистанцию, с которой производились выстрелы, а также содержание пулевого снаряда – то есть из какого вида оружия стреляли. Выяснилось, что тувинцев попарно заводили в ручей, хладнокровно расстреливали в упор, а потом добивали. При этом расстреливал один человек, а добивал другой. Все повреждения локализовались в лицевых и височных костях черепа – им стреляли в лицо.

Труп Аяна Маады был обнаружен в полутора километрах от места расстрела – тело отвезли на лошади и зарыли во мху, чтобы создать впечатление, что он в пьяной драке убил остальных и скрылся в неизвестном направлении. В разговоре с «Иркутским репортёром» Парфёнов всё это подтвердил. Возразил только один раз: они не связывали попарно жертв перед расстрелом, как решили следователи, это произошло потом, когда трупы нужно было свалить в ручей, – связанными их было проще тащить. Объяснить, зачем тела вообще были брошены в воду, Женя так и не смог...

Суд присяжных квалифицировал действия двух родственников как «виновны, но заслуживают снисхождения». Евгению Анциферову было предъявлено обвинение в убийстве Аяна Маады (по ст.105, ч.1) и в убийстве двух и более лиц, совершённом группой лиц по предварительному сговору с целью скрыть другое преступление. По первой части суд присяжных Анциферова оправдал. Но поскольку руководил совершением преступления Анциферов, а руководство преступлением в этом случае квалифицируется как его организация, обоих Евгениев суд признал виновными по ст.105, ч.2, п.«а», «ж», «к». Суд приговорил Анциферова к 13 годам и четырём месяцам лишения свободы. Парфёнов получил 11 лет.

Наказание два Евгения отбывали в марковской колонии строгого режима ИК-19. Младший Евгений отсидел семь с половиной лет, потом был переведён в колонию-поселение. Домой он вернулся под новый 2012 год – 22 декабря. Анциферов сейчас ждёт освобождения по УДО.

Кажется, что ни объяснить, ни оправдать такую немотивированную жестокость невозможно ничем. Но осталось добавить только одно немаловажное обстоятельство. После событий лета 2002 года в Тофаларии системное конокрадство и вообще криминальные визиты с территории соседней республики прекратились. Вот уже десять лет, как Тофалария живёт спокойно. И сейчас уже бессмысленно рассуждать, стоила ли этого жизнь пятерых, может и никчёмных, но всё-таки людей.

Берт Корк
www.vsp.ru