Fidelity

А мне, поэту, жаль Фиделя Кастро, кумира многих пафосных людей. Хотя чего жалеть? Он жил прекрасно и не воспринимался как злодей. Все было как положено (натюрлих, его фанатов это не скребет): и нищета, и диссиденты в тюрьмах, и ноль свобод на острове свобод, – но все-таки романтика, барбудо, а не сплошные плаха и топор. Его любили Маркес и Неруда, а Евтушенко любит до сих пор.

Конечно, он отнюдь не Че Гевара, всегда упоминаемый в пандан, источник перманентного навара для фабрикантов маек и бандан: чего там, Че порою увлекался, но вышел в боливийские Христы. Он был святой, в отличие от Кастро. Святые для соседей непросты.

Проводим Кастро к вечному покою. Нам это имя много говорит. Мы любим революцию такою: с поправкою на местный колорит. У нас снега, морозы, клубы пара, расстрелы террористов и царя, а там у них сигара, Че Гевара, все романтичней, прямо говоря. В СССР всегда любили Кастро. Я сам курил «Лигерос», мать-мать-мать! Он пел, плясал, трепался языкасто, а что на наши деньги – так плевать. В последующих бурях и ненастьях мы бросили платить бородачу, – но лучше дать их Кастро, чем раскрасть их. Но о деньгах я нынче не хочу. Маркс был не слишком прав. Такое гадство. Марксистом слыть – сомнительная честь. История – она не для богатства, она не для прогресса (где он есть?!). История – не круглый стол давосский, ни даже нефтеносные слои. История – она для удовольствий, которые у каждого свои. Считать ошибки Кастро мы не будем. Там был и свой аналог КГБ, и горы лжи, – но нравилось же людям! Они при Кастро нравились себе.

Ведь цель у революции какая? Лишь массовый оргазм, и нет иной. Она не в том, чтоб, массы увлекая, построить им бесплатный рай земной, не в том, чтоб обмануть народ заморский, косящийся на Кубу, как жених, – все делается только для эмоций. Сюжет воспроизводится для них.

Есть матрица, за это умирали. Ее не одолеешь никогда. Сначала молодые генералы врываются в ночные города, свергают прежних яростно и ярко, Америку обругивают вслух, потом приходит «Осень патриарха», а дальше «Вспоминая грустных шлюх».

И эта «Осень» – с точки зренья слова (а слово много весит в тех краях), – этап не хуже всякого другого. «Не ах» для жизни; но для прозы – «ах». Мы можем говорить про что угодно, про бедность, проституцию и жесть, про то, что там темно и несвободно... Так взяли бы да свергли. Опыт есть. Но почему-то все любили Кастро, и это было видно по глазам у грустных шлюх, – и это не лукавство, а верность бренду, так бы я сказал.

Кого мне жаль, так это эмигрантов. У них случился радостный годок: на улицы выходят, дружно гаркнув: «Подох тиран». Подох-то он подох, бессмертных нету, даже и на юге, и скоро похоронят старика, – но вашей личной нету в том заслуги, и ваша радость несколько горька. У нас в России тоже все непросто. Всех ожидает общее ничто – но страшно же подумать: девяносто! А в перспективе может быть и сто! Оно, конечно, с точки зренья слова, плюс климат, плюс традиции Москвы... Но если нет союзника другого, как только биология, – увы. Все это было: старческий подгузник, и бред, и непослушная нога...

Оно, конечно, время наш союзник.

Но не слуга, ребята, не слуга.

Дмитрий Быков
«Новая газета»

Примечания

• fidelity – лояльность, верность, точность воспроизведения (англ.)
• барбудо – бородач (исп.)