Тайное знание Роскомнадзора

Роскомнадзор определил четыре нехороших слова, которые нельзя употреблять в средствах массовой информации. А также все производные от них. В противном случае правонарушителя может настигнуть судебная ответственность с нехилыми штрафами, конфискациями, закрытием и т.п. Между тем, ответственность установлена, а слова не названы. Законопослушные граждане должны догадаться сами. Роскомнадзор своим тайным знанием не делится.

По сведениям «Известий», в одном из документов Роскомнадзора список нецензурных слов разъяснен более точно. «Нецензурное обозначение мужского полового органа, нецензурное обозначение женского полового органа, нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения, а также все образованные от этих слов языковые единицы». Значит ли это, что отныне в печати и эфире запрещены слова «пенис», «вагина», «коитус» и «шалава»? Или какие-нибудь другие слова? Где бы узнать точно? На сайте Роскомнадзора никакой определенной информации нет.

Статья 15 Конституции России обязывает публиковать все законы – «неопубликованные законы не применяются». Закон опубликован, но о чем он, достоверно неизвестно. Логично было бы назвать те самые четыре слова, которые нельзя публиковать в печати. Но сделать это невозможно в силу неразрешимого парадокса.

Похожий неразрешимый парадокс известен с древности: «Может ли Бог создать камень, который не сможет поднять?». Ответа на этот вопрос не существует. Это парадокс всемогущества.

В нашем случае – парадокс запрета. Может ли Роскомнадзор опубликовать запрещенные слова, которые он запрещает публиковать? По Конституции – обязан, а по принятому закону и нормативному акту это запрещено.

Мне интересно, что скажет добросовестный судья правонарушителю, который будет оправдываться отсутствием ясности в законе. Можно ли вынести справедливое судебное решение, основываясь только на имеющихся в законе намеках?

Российское законодательство любит парадоксы. Статья 105 Уголовного кодекса предусматривает в качестве одного из наказаний за «убийство, то есть умышленное причинение смерти другому человеку» смертную казнь. Смертная казнь – это тоже умышленное причинение смерти другому человеку. Никаких оговорок об исключении из закона нет. Если бы смертная казнь применялась, как о том нынче хлопочет ЛДПР, то за убийство следовало бы судить каждого палача, приводящего в исполнение приговор к смертной казни. Могла бы выстроиться бесконечная очередь на самоуничтожение!

С другим парадоксом запрета я столкнулся много лет назад, когда меня судили за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Инкриминируемый мне текст следователь отправил на литературоведческую экспертизу главному редактору газеты «Социалистическая Якутия» В. Гусеву. Чтобы не вырывать из дела оригинал, следователь сделал с документа светокопию. Таким образом, он размножил и распространил текст, который следователь сам же считал клеветническим. Статья, по которой меня судили, не предусматривала размножение «преступных» текстов в служебных целях. Я немедленно подал в прокуратуру республики заявление с требованием либо привлечь следователя по такой же статье наравне со мной либо освободить от уголовной ответственности нас обоих.

Понятно, что ни тогда в моем случае, ни теперь во всех других, суд в рассмотрение таких тонкостей входить не будет. Не тот уровень правосудия. Законы принимаются кое-как, а исполняются приблизительно. Добросовестных судей и справедливых решений давным-давно нет.

Кстати, о парадоксах. Если запрещена нецензурная лексика, то, значит, разрешена цензурная. Цензурная лексика – это лексика, разрешенная цензурой? Тогда как быть с тем, что цензура запрещена Конституцией?

Александр Подрабинек