Красная жатва

1. В связи со 100-летием появляется много публикаций, раскрывающих «тайные пружины» Октября 1917 года, вплоть до самых фантастических. И в самом деле, сегодня кажется невероятной легкость, с которой большевики захватили власть. На ваш взгляд – что им помогло? Что решило дело? Чем они «взяли» Россию?

2. Как вы предпочитаете характеризовать Октябрь: переворот или революция?

3. Удалось ли российскому обществу отрефлектировать события 1917 года? Пережили ли мы Октябрь?

Андрей Зубов, доктор исторических наук

1. Никаких тайных пружин не было. Большевики воспользовались двумя особенностями тогдашнего большинства народа – крайне низкой общественной и нравственной культурой, безграмотностью (поэтому невозможные лозунги большевиков казались им возможными) и, второе, озлобленностью низших классов на высшие, порожденной памятью крепостного состояния и существовавшей еще пропастью в доходах и стиле жизни. То, что произошло, – архаическая контрреволюция. Большевики уничтожили или изгнали новый культурный слой и утвердили свою власть на посулах рая на земле, оглуплении и страхе малокультурного большинства.

2. Переворот 25 октября – важнейший момент Русской революции, протекавшей с 1905 по 1929 год (1929 – начало коллективизации, ликвидация крестьянства, главного и самого многочисленного сословия России, без поддержки которого большевики бы не захватили в России власть). Это момент перехода власти к совершенно новой группе лиц. Другого такого момента в революции нет.

3. Нет, российскому обществу не удалось отрефлектировать за последние 25 лет Русскую революцию, хотя есть немало хороших книг и исследований на эту тему. В обществе латентно остается пропагандистский штамп революции советского времени.

Леонид Кацва, учитель истории, автор учебников и пособий по истории России

1. Большевикам помогла захватить власть, во-первых, крайняя радикализация общества, вызванная войной, во-вторых, абсолютная беззастенчивость в методах и готовность обещать массам то, что последние желали услышать, без малейшего намерения эти обещания выполнять.

2. Конечно, переворот.

3. Думаю, что нет. И Октябрь, и Февраль оказались скорее вытеснены на обочину общественной памяти, но в должной мере не отрефлексированы. По-настоящему опыт революции обществом не пережит и не проанализирован, поэтому постоянно возникают как «новые левые» идеи, так и идеализация монархии.

Никита Соколов, кандидат исторических наук

1. У историков есть свой вариант «бритвы Оккама» – не пытаться искать заговор в тех провалах, которые могут быть объяснены человеческим несовершенством (глупостью, корыстью и т.п.). В случае с Октябрем 1917-го конспирология совершенно беспомощна, никакой заговор не может произвести такого тектонического движения людских масс. Миф же о «триумфальном шествии советской власти» совершенно не соответствует действительности. Да, переворот в Петрограде совершился сравнительно легко, но уже в Москве большевикам было оказано мощное сопротивление. И окончательно большевики «взяли» Россию только после «великого перелома» коллективизации в 1930 году. Они ее не взяли даже в ходе страшной Гражданской войны, которую вынуждены были завершить на условиях компромисса с крестьянской массой (НЭП был как раз формой такого компромисса). И только подорвав деревню изнутри, большевики смогли продолжить эксперимент на своих условиях.

2. Вопрос совершенно второстепенный, как именовать один из эпизодов большой революции (а революция это, вообще говоря, период от крушения одного социального порядка до кристаллизации нового), хронологические границы которой – 1917-1930 года.

3. Об этом правильнее бы спросить социологов. Но кажется, революция 1917 года все-таки ушла в прошлое и перестала быть актуальным смыслоразличительным событием в общественных дебатах, в отличие от политических репрессий сталинского времени, которые совершенно точно не отрефлексированы в должной мере.

Кирилл Александров, кандидат исторических наук

1. «Легкость» выглядела относительной. Сравнительно просто большевики, опираясь на свои незаконные вооруженные формирования в виде отрядов Красной гвардии, а также на матросов и небольшую часть солдат гарнизона, захватили 25-26 октября (7-8 ноября н.ст.) власть в столице – и это объяснимо военно-политической слабостью республиканского Временного правительства. Однако уже в первые дни после переворота вопрос об удержании власти в Петрограде превратился в проблему, если иметь в виду наступление частей III конного корпуса генерал-майора П.Н. Краснова и восстание петроградских юнкеров 29 октября. Из 97 крупных городов и губернских центров в 17 (Астрахани, Вятке, Воронеже, Иркутске, Казани, Курске, Москве, Орле, Пензе, Самаре, Саратове и др.) большевики встретили вооруженное сопротивление, в первую очередь, со стороны офицерских групп и учащейся молодежи военно-учебных заведений. Власть Совнаркома отказались признавать казаки на Дону, в Оренбургской области, на Кубани, Урале и в Астрахани. На Дон из Петрограда перенесла свою деятельность организация генерала от инфантерии М.В. Алексеева, из которой в конце декабря выросла Добровольческая армия. Октябрьский однопартийный переворот и практические действия Совнаркома, состоявшего преимущественно из руководителей ленинской партии, поставили Россию на грань гражданской войны. Она стала неизбежной после начала большевиками в провинции массовых убийств граждан по социальному признаку в конце 1917 года и разгона Учредительного собрания. Временный политический эффект по нейтрализации солдатской массы и крестьянского большинства дали ленинцам декреты «О мире» и «О земле». Но они оказались, по существу, народной сделкой с дьяволом. Вместо мира и победы в Первой мировой войне большевики дали народу пятилетнюю Гражданскую войну, а вместо земли в конечном итоге – колхозы, ГУЛАГ и ОГПУ с принудительным раскрестьяниванием огромной страны.

2. Ленинцы спланировали и осуществили вооруженный захват власти, арестовали в Петрограде республиканское правительство, ждавшее выборов во Всероссийское Учредительное собрание, путем подтасовок обеспечили себе «большинство» на неправомочном II съезде Советов 25-26 октября и создали новое правительство, состоявшее из руководителей и активистов большевистской партии. Отчитываться Совнарком обязался перед новоизбранным Всероссийским Центральным исполнительным комитетом (ВЦИК), в котором тоже господствовали большевики. И при этом каждый член большевистской партии обязался подчиняться внутрипартийной дисциплине и ЦК РСДРП(б). В итоге после успешного мятежа ленинцы сами себя выбирали, сами себя назначали на государственные должности и сами себя контролировали. В Петрограде и в Москве, в городах с миллионным населением, силы большевиков, совершивших переворот, насчитывали в лучшем случае 10-15 тыс. человек, это не массовое социальное движение. Другое дело, что их противников в столичных центрах оказалось еще меньше. Поэтому ответ простой: в октябре-ноябре 1917 года в России произошел переворот. Большевики противопоставили себя всему российскому обществу и могли удерживать захваченную власть только в результате установления диктатуры, террора и насилия.

3. Нет, не удалось. Во-первых, власть не заинтересована в соответствующей мемориально-просветительской и информационной деятельности, так как современная Российская Федерация – наследница большевистского государства, Советской республики, беззаконно провозглашенной ленинцами на III съезде Советов в январе 1918 года после разгона Учредительного собрания. Во-вторых, как следствие, исторические представления о событиях 1917 года и советского периода в российском обществе весьма слабы и расплывчаты. Катастрофические цифры человеческих потерь от войн, голода, репрессий, террора, депортаций и эмиграции в массовом сознании с Октябрьским переворотом никак не связываются. История Коммунистической партии Ленина-Троцкого-Сталина и ее социальной войны против российского общества остается по-прежнему неизвестной, она отсутствует как часть национальной памяти. Поэтому говорить о какой-либо рефлексии невозможно. Вместе с тем попытки осмыслить характер и последствия Октябрьского переворота для населения, Церкви, для отдельных сословных и профессиональных групп, для трагедии России в ХХ веке – все же предпринимаются самим обществом, пусть и на скромном уровне. Это отрадно.

The New Times