Промежуточные результаты эскалации

Некоторые промежуточные результаты эскалации вырисовываются.

Во-первых, посыл от руководства всех стран Европы и Америки один и тот же, и он явно согласован. Хотя есть ощущение, что у некоторых стран всё это вызывает скорее сожаление, возразить им нечего. Никакой другой линии или интерпретации они предложить не могут. Возможно, разведданные подтверждают рисуемую США и Великобританией картину, даже если хотелось бы в неё не верить. Макрон [25 января] довольно резко заявил, что Россия превращается в державу, систематически производящую нестабильность (une puissance de déséquilibre). В целом, можно заключить, что за последний месяц Путину удалось здорово укрепить внутреннее единство стран Европы и Америки в отношении России.

Во-вторых, НАТО под явным предводительством США и Великобритании действует проактивно. Там исходят из того, что военная агрессия со стороны России запланирована, так что аргумент «не провоцировать» потерял смысл, осталось только угрожать. Румыния и Болгария, которые Россия потребовала очистить от НАТО, получат дополнительное присутствие НАТО – это скорее дерзкий символический жест. А вот размещение американских военных в восточноевропейских странах, которым сейчас пригрозили – это уже будет встречная эскалация. Долгое время на действия России было принято только реагировать и не бороться за инициативу; сейчас по крайней мере часть стран исходит из того, что это приоритетное направление и действовать надо на опережение, иначе можно опоздать.

В-третьих, США, судя по сообщениям, активно заняты поиском свободных мощностей, которые могли бы заменить для Европы выпадающие объёмы в случае, если Россия начнёт энергетическую войну. Сейчас, конечно, чрезвычайная ситуация, однако этот шаг в принципе представляет собой первую реальную попытку отвязать европейское энергопотребление от зависимости от России. Этот вопрос поставлен.

В-четвёртых, в Германии, где самая запутанная ситуация, сторонники меркель-политики в отношении России (торговля отдельно, политика отдельно, и торговля может быть рычагом для политических уступок) явно зажаты в угол. Шольц, как может, уклоняется от ответов, однако на прямой вопрос уже был вынужден ответить, что «Северный поток-2» также обсуждается как мера воздействия на Россию. Вся текущая ситуация означает, что уже произошло то, что никогда не должно было произойти – трубопровод стал проблемой безопасности. А раз это уже произошло однажды, то возникает вопрос, почему это не может произойти ещё раз. Даже если предположить, что сейчас всё как-то волшебным образом развеется, останется вопрос, что делать, когда Россия в следующий раз соберёт армию на границе и энергообеспечение Германии опять окажется инструментом взаимного шантажа. С той только разницей, что теперь две из трёх партий правящей коалиции гордо скажут, что давно говорили бабушке, что так делать не надо. Это далеко не конец, СДПГ расколота по этому вопросу, и инфраструктурная значимость проекта очень высока, но в целом сторонники глубокой торговой интеграции с Россией оказались в слабом положении.

В-пятых, нейтральные страны восприняли ситуацию как военную угрозу со стороны России и начали консультации и дрейф в сторону НАТО. Финляндия повысила боевую готовность, Швеция перебросила военные силы. Ирландия выразила недовольство российскими учениями недалеко от её берегов. Впрочем, если я правильно понимаю российское военно-политическое руководство, то всё это вообще не страны, их не существует, а потому их поведение не имеет значения. Однако в той реальности, где термин «российско-шведские отношения» всё же имеет смысл, всё это будет иметь долгосрочные последствия.

Итак, за месяц Путину удалось:

• консолидировать против России мощный военный блок, а также смежные с ним страны;

• добиться того, чтобы все они заговорили одним языком, несмотря на внутренние разногласия;

• добиться, чтобы в этом блоке инициативу захватили те, кто считает, что против России надо действовать жёстко и на опережение;

• сформировать уверенность, что энергоимпорт из России является фундаментальной угрозой безопасности, и спровоцировать выработку мер отказа от него;

• существенно ослабить позиции сторонников активного торгового обмена с Россией.

Всё это промежуточный итог, и он вполне может в ближайшее время измениться. Однако даже если представить себе, что армия прямо сейчас отправляется в казармы, все эти результаты уже никуда не денутся, они не отменятся, и никто ничего не забудет. Даже если вдруг этого кто-то очень захочет. И даже если Путин вдруг куда-то испарится из России.

Григорий Юдин
социолог, философ, профессор Шанинки

---

Хотят ли русские войны?

В гениальной песне Евтушенко этот вопрос носил сугубо риторический характер. Было понятно, что ни один русский (советский, российский) человек после всего, через что прошла наша страна, войны не хочет. Сыны лежащих под березами солдат даже не отвечают, их и не спрашивают – понятно, что они ответят.

Но это тогда было. А сейчас младенцев одевают в военную форму, а по телевизору выступают чиновные люди, рассказывают о желательности ядерных ударов по соседям, и их не госпитализируют и даже не бьют морду прямо там в студии.

Так, хотят ли русские войны? Не начальство, это совсем про другое, а люди? Нет, не хотят, но они хотят победы и капитуляции того, кто назначен врагом. Примитивные и пошлые сказки о великой победе привели к тому, что люди уже забыли о том, что май 45 был лишь завершением страшного бесконечного пути, до конца которого дошли лишь немногие (лейтенант жил на фронте один день). Уже давно никто не спрашивает солдат, лежащих под березами. Грядущая война сводится к мощному удару наших гиперзвуковых и прочих ракет, к встрече нас цветами и к параду. Война – это теперь такой веселый праздник нашей мощи и удали, который не потребует жертв, зато позволит нам вновь почувствовать себя победителями.

На национальном уровне, самоуважение базируется именно на образе себя как победителя, а не как строители, первопроходца и так далее. Как человека подвига, а не повседневности. То есть, эти компоненты тоже есть, но они менее важны, в сравнении с компонентом победителя и героя. А потому строительством – обустройством территории, качеством жизни – заниматься не интересно, для подтверждения самооценки надо побеждать (без боя, бой это болезненно и страшно, враг обязан бежать при первых звуках наших наступающих колонн). Надо признать, что такой образ себя, сложившийся не только под влиянием нынешнего начальства, а формировавшийся десятилетиями, очень помогает повседневной и систематической работе по оболваниванию населения. И кто-то – многие? – заплатит за этот совершенно неадекватный образ жизнью.

Леонид Гозман