«Освоили сотни миллиардов рублей, но никакого развития не принесли»

– Сергей, какова, с твоей точки зрения, история институтов развития и задачи, которые с их помощью собиралось решить государство?

– Это симулякры. К ним прибегают, когда пытаются имитировать какую-то деятельность. Притом что истинные цели могут быть совершенно другими. Примерно в 2005-2006 годах Владимир Путин принял стратегическое решение: он не верит в частную инициативу и не доверит развитие страны частному бизнесу. В бизнесменах он видел жуликов, недаром накануне у Ходорковского с товарищами отобрали ЮКОС.

Тогда ходил анекдот, что Владимир Путин решил двигаться по пути Кореи, и осталось только выяснить – Северной или Южной? Полагаю, именно тогда Путин реально выбрал для себя образцом Южную Корею 80-х годов, где государство контролировало крупный бизнес и важнейших инвесторов.

– Современная Южная Корея вышла из гораздо более жесткой модели корпоративного государства. В шестидесятые годы она весьма напоминала путинскую Россию.

– Она была гораздо жестче, даже уже в семидесятые ее все еще можно было называть военной диктатурой.

Итак, президент решил, что технологически Россия может развиваться, только если этим будет заниматься само государство. Он уверовал, что частный бизнес этим заниматься никогда не будет.

В то время стали появляться госкорпорации типа Ростеха, которому поручили развитие технологического сектора и оборонной промышленности. Потом явилось Роснано, а Внешэкономбанк переименовали в Банк развития.

– Но их тогда еще не называли институтами развития.

– Да, не называли, потому что каждый из них возникал как реакция высшей бюрократии на появление какого-то запроса или внешнего вызова. Например, Путину приносили справку: «Владимир Владимирович, в стране плохо с малым и средним бизнесом». И появлялся банк малого и среднего предпринимательства. Потом говорили: «В Китае очень хороший эффект дали свободные экономические зоны». И в России появлялось агентство по управлению такими зонами. Потом приходил Чубайс и рассказывал о развитии нанотехнологий по всему миру. Поскольку в мире этим занимаются венчурные фонды, по их подобию создали Роснано.

И так каждый раз – появились корпорация ЖКХ, Россельхозбанк, Росагролизинг и так далее. Реакция на самом деле типичная для бюрократического государства: есть проблема – создай комиссию. Плодиться они начали с возрастающей скоростью, и когда их стало слишком много, им дали обобщающее название – институты развития.

Мне кажется, их ликвидация, скорее, связана с известным бюрократическим правилом, по которому количество субъектов управления не должно превышать семи. Занявшись реорганизацией правительства, Мишустин быстро обнаружил агентства, которые можно ликвидировать. Я думаю, когда он увидел полный перечень из сорока институтов развития, он схватился за голову.

– В этом списке есть организации, которые немало могут и предъявить в качестве своих результатов. Например, Ростех или Россельхозбанк. Они-то как раз остаются – но, может быть, волшебным образом уже не как институты развития?

– В последние годы государство только и делает, что вкачивает в Россельхозбанк деньги на покрытие постоянно накапливаемых убытков. Конечно, потратив сотню миллиардов из бюджета, можно получить на выходе какие-то эффективные проекты на десять миллиардов при безвозвратной потере остальных средств. Но оценивать эффект от деятельности всех этих институтов развития – корпораций, банков и компаний – необходимо, исходя из учета денег, которые они получили, и эффекта, который они дали. Я вовсе не хочу сказать, что они совсем ничего не делали. Но потратили гораздо больше.

– Но все, кто готовит записки Путину, скажут тебе: после 2014 года и включения санкционного режима сельское хозяйство выросло весьма прилично.

– Отвечаю авторам записок и президенту лично. Владимир Владимирович! Согласно данным Росстата, бурный рост сельского хозяйства начался с 1999 года. С тех пор оно растет уверенно темпами примерно 3,5% в год. Два сильных отклонения 2010 и 2012 годов связаны с засухой. Рост постоянный и равномерный. Никакого ускорения сельского хозяйства после введения контрсанкций не было.

Любой, кто решит растить яблоки взамен польских, будет действовать в рамках стандартного инвестиционного цикла. Если санкции ввели в августе 2014 года, он выберет участок весной 2015 года, подготовит полив и всю инфраструктуру, посадит яблони. Дай бог, если яблоки у него появятся в 2020 или 2021 году. Сколько таких садов надо посадить в процессе импортозамещения польских яблок, чтобы десятую долю процента дополнительного роста получило сельское хозяйство? В производстве молочных продуктов циклы еще более длинные.

Надо сказать, что рывку сельского хозяйства весьма способствовал Владимир Путин, когда после принятия Земельного кодекса в России появилась частная собственность на землю. Это стало самым сильным двигателем, обеспечившим бурный рост сельского хозяйства. Сегодня Россия и Украина, сменяя друг друга, стали первыми в мире по экспорту зерна. Но слушать о том, что Путин ввел контрсанкции в 2014 году и немедленно начался рост сельского хозяйства, смешно.

– Могли бы триллионы, инвестированные в институты развития, уйти на образование и медицину? Или это лукавые предположения, те же деньги были бы потрачены другими способами?

– Затруднительно оценивать всех. Если часть этих денег ушла на докапитализацию Россельхозбанка, проще было бы его просто закрыть и направить деньги на другие нужды. Но есть среди них, например, Фонд Бортника для поддержки научных исследований, созданный еще в середине девяностых. Бывший председатель Госкомитета по науке и технике СССР Иван Бортник действительно создал хорошую систему поддержки научных исследований. Она работала, конечно, не так эффективно, как американская DARPA, но в девяностые спасла судьбы множества наших ученых.

Я бы поостерегся закрывать все. Можно сколько угодно говорить о свободном рынке, но ведущими субъектами развития технологий США, дающими прорывные результаты, являются государственные учреждения – DARPA в Министерстве обороны и Национальный институт здравоохранения. Оба финансируются из бюджета. Нельзя сказать, что институты развития не имеют права на жизнь. Просто для их эффективной работы нужна соответствующая политическая система, она сама способствует развитию.

Наши институты развития – реакция на отсутствие развития в разных секторах.

Поэтому многие из них создавать не следовало изначально. Вспомним, как Чубайс ходил к Путину показывать гнущиеся планшеты. Возможно, он верил, что их можно довести до серийного производства. Прошли годы, где они? Даже у человека, которому в распоряжение отдали несколько миллиардов долларов в рискованные инновации, не получилось. Эффекта никто не видел.

Валерий Ширяев
«Новая газета»
(в сокращении)