Круги ада Вики Шипули
Продолжение. Начало в №№13, 14, 15.
– Вика, про тебя много говорят, говорят разное, прямо противоположные суждения можно услышать о тебе, от самого негативного до прямого восхваления. Как ты к этому относишься?
– Сначала напрягало, часто казалось, что осуждают, а потом стала к этому относиться проще, сейчас это особо и не волнует. Конечно, есть неприятные ощущения, когда в Интернете пишут откровенную пошлость и гадость, но это пишут сами моральные и сексуальные извращенцы. Даже в голове не укладывается, как такое можно придумать? Но люди разные, у каждого есть своё мнение и право на это мнение. Пусть говорят, а я пойду и порисую. Обычно, когда я вдруг натыкаюсь на такие дурацкие мнения, я говорю себе – а ну их всех, пойду и порисую. Рисование – это моё, это такое чистое вдохновение. С детства ещё. В детском доме нам давали большие чистые листы, просто огромные, ватманы, мы рисовали, простор был большой, огромное белое поле и рисуй на нём все свои мечты, всю красоту, как ты её понимаешь и чувствуешь.
– Что ты больше всего любишь рисовать?
– Цветы. С самого раннего детства почему-то любила рисовать цветы. Как мне потом позже объясняли психологи, если очень любишь рисовать цветы, значит, тебе часто бывает грустно, в душе много печали. Может это и так. Но я не думаю. Хотя, психология – очень интересная наука, но, наверное, она не всё может объяснить. Помню, в детском доме было очень много цветов, мы за ними ухаживали, поливали, у меня были любимые цветы. У меня с детского дома осталась такая уверенность, что фамилия моя – цветочная. Сначала мне моя фамилия казалась вовсе и не фамилией, а каким-то прозвищем. Но одна воспитательница сказала, что твоя фамилия очень ласково звучит, красиво и нежно, она очень ласково произносила – шипуля. Она мне сказала, что моя фамилия напоминает ей цветок: ты – роза, но у тебя много шипов. Я помню ту воспитательницу очень ласковой и уютной, она мне конфеты приносила. Наверное, она всем приносила конфеты, но мне казалось, что это именно мне она приносила.
– А сейчас как ты воспринимаешь свою фамилию?
– Сейчас очень хорошо, потому что это же фамилия моего отца, от которого ничего не осталось, только фамилия. Все мои друзья называют меня Викой, а остальные – Шипулей, те, кто не любит, мне даже кажется, что они прямо шипят, произнося мою фамилию, и звучит так, что я колючая, бунтарка.
– Отца помнишь?
– Нет, конечно, потому что и не знаю его и не помню. Первый раз увидела его, когда он вышел из тюрьмы, и мне было десять лет. Мне показался он очень старым и больным. Он дал мне на мороженое деньги. Стихи начал писать в тюрьме, он много сидел, с 70-х годов, ещё за Солженицына сел, а потом уже пошло-поехало. Стихи у него про женщин, любовь, у меня есть его тетрадка со стихами.
– Что в твоей жизни есть хорошего?
– Хорошее – это то, что есть жизнь и есть дружба. У нас дружба очень крепкая. В каком бы чудовищном месте мы ни оказались, в какой бы страшной ситуации мы не очутились – мы все стоим друг за друга горой. Встречаемся очень часто, радуемся, печалимся, делимся друг с другом всем. Хлебом, одеждой, мыслями, настроением. Даже если у нас нет ни денег, ни еды, ни крыши над головой, где можно в тепле посидеть, мы всё равно встречаемся. Я горжусь своими друзьями, тем, что они у меня есть. Сейчас это так, что если ты – сирота, то один ты не выживешь, надо держаться вместе, стаей, так теплей и надёжней, так не пропадёшь. Про нас говорят, что мы неотёсанные, грубые, а теперь ещё часто по отношению к нам употребляют слово – неадекватные. Чиновники этот термин очень любят, наверное, они сами себе кажутся умнее, когда произносят это слово. Но на самом деле мы не грубые, мы никого не обижаем. Я говорю за себя и отвечаю за тех, с кем общаюсь, за наш круг.
– Как ты думаешь, почему к сиротам предвзятое отношение, почему вас зачастую выставляют злыми и жестокими людьми?
– А почему к инвалидам предвзятое отношение? Они не похожи на обычных людей, которые не знают, как с инвалидами вести себя. Это другой мир, как мир тех, кто был лишён родительской заботы. То, что непонятно, немного страшит. Вот так и с нашей жизнью. Сироты изначально брошены на произвол судьбы, каждый из нас старается выжить, у кого-то получается, у кого-то – нет. Способы выживания тоже разные, кто-то попадает в криминальный мир, начинает воровать, сначала для того, чтобы элементарно добыть еду, а потом уже по привычке, кто-то потому, что не научен по-другому жить, не успели научить. И потом сами интернаты воспринимаются искажённо, многие думают, что это место сбора беспризорников, невоспитанных. Не все так думают, но большинство. Почему ко мне предвзятое отношение? Если бы дети какого-нибудь чиновника бегали по инстанциям, требовали бы себе жильё или что-то другое, которое положено им, ведь их бы не принимали за ненормальных, так? Наоборот бы говорили, вот правильно поступают, знают свои права, им положено – пусть добиваются. А я хожу, не за себя хожу, за своих товарищей, про меня говорят – ненормальная, не знает, что надо в очередь встать, не знает правил и законов, только сирота может быть такой наглой и дверь пинком открывать. Почитать некоторые комментарии в Интернете про меня, так я такое чудовище, что нет мне места в этом обществе, нет места в этой жизни!
– Ты сказала, что пусть говорят. А когда говорят в твой адрес слова поддержки, выражают свою симпатию, тебе тоже всё равно? Ты доверяешь таким словам?
– Доверяю. Слова поддержки идут, как я понимаю, от людей воспитанных, от тех, кто испытал какие-то жизненные трудности в детстве, в молодости. Злые слова пишут злые, а добрые слова поддержки те, кто имеет доброе сердце. Я об этом в детстве писала стихи. Писала сначала на тувинском языке, а потом переводила на русский, записывала по-русски.
– Ты так хорошо знаешь тувинский язык?
– Насколько хорошо, не могу сказать, но говорю и пишу. Я за всех не могу говорить, но про себя скажу, что не всем я могу доверять, почему-то с самого раннего детства так сложилось, хотя в детстве сирота в каждом взрослом, а это нянечки, воспитатели, учителя, стараются видеть своих родных, ищут черты родителей. У меня была такая учительница – это Римма Карбыевна, она сама очень талантливый человек, меня поддерживала в творческих моих начинаниях.
– Что сейчас для тебя является самой большой ценностью?
– Ценность – не как вещь, не как какая-то собственность, имущество? Если имущество, то нет такой ценности. Самое ценное – мой опыт, приобретённый опыт терпения, настойчивости, сила воли, я научилась ставить цель и идти к ней. Странно звучит? Но это так, я научилась этому, учусь, вернее так будет сказать.
– Девушки твоего возраста обычно говорят, что самое ценное – любить и быть любимой, создание семьи, рождение детей, получение образования.
– Да, богатый муж, красивые и умные дети, квартира, машина, дача. Понятно. Но нет, моя цель – встать на ноги. Выйти замуж, может быть, не так уж и трудно, вон их сколько сейчас, сами ищут, за чью бы спину спрятаться и прожить беззаботно. Если уж создавать семью, то с ответственным человеком, любить – то достойного. Чтобы до старости вместе. А самая главная цель на предстоящие ближайшие годы – это получить достойное образование. Да, есть те, кто имеют диплом о высшем образовании и сидят на рынке торгуют. Я их ничуть не осуждаю, значит, им так нравится жить, или так сложились жизненные обстоятельства. Может, это временно. Но всё зависит от человека. Образование – это, в первую очередь, знания. В знании – сила. Знать, например, свои обязанности и права. В этом сила. А если ты знаешь свои обязанности и права, а ещё имеешь опыт эти права отстаивать и уважать при этом законы, то это сила вдвойне. Образование даёт не только знание, но и свободу.
– Ты как-то сказала, что самое страшное, если ты никому не нужен. Ты, кроме своих друзей, таких же сирот, ты кому-то ещё нужна?
– Я знаю, что есть что-то высшее и лучшее, чем все мы, это высшее – справедливость. Мы – всего лишь люди. А справедливость – это Бог. Когда трудно, когда нет никаких сил, когда ты болеешь, и никто о тебе не позаботится, не подскажет, как лечиться, когда кажется, что ты умрёшь, когда никого рядом с тобой нет – с тобой остаётся Бог. Он помогает.
– Ты очень верующий человек?
– Я верю, что Бог, как справедливость, существует. Но я не религиозная фанатичка, да и почти ничего не знаю, но справедливость есть.