Гонец с плохими новостями

На центральной площади сегодня было многолюдно. Вся деревня собралась, чтобы по стародавней традиции послушать, да обсудить последние вести.

– Ох и побьют меня сегодня, ох и побьют... – стоя у окошка и поглядывая на людское море, заламывал себе руки Степка.

– А ты не бойся, Степан, – похлопал его по плечу глава деревни, – не будешь бояться – не побьют. Тут решительность нужна и смекалка. А у тебя ее хоть отбавляй, ты парень умный, справишься.

– Умный-то может и умный, только вот в руках я не особо силен. А ну как горой накинутся? Что делать тогда?

– В этом деле, Степка, сила не в руках должна быть, а вот тут, – глава постучал указательным пальцем по макушке Степана, – ладно, иди уже.

– Ох и побьют, – вздохнул тот и поплёлся к двери.

 

* * *

Степан поднялся на помост на одеревеневевших ногах и, окинув взглядом толпу, поежился под их взглядами. На секунду прикрыв глаза, он резко выдохнул и выдал первую новость:

– С завтрашнего дня сено для кобыл подорожает.

Толпа как-то угрожающе примолкла. В животе Степки предательски забурчало.

– ...Но не на много. Всего на сущие копейки.

Тишина потихоньку стала материализовываться в жуткую картину расправы над Степаном. В его голове замелькали картинки с виселицей, плахой и осиновым колом.

– Зато больше будете ногами ходить, – судорожно сглотнув, хриплым голосом продолжил Степка, – будете здоровыми, болезни уйдут, по сто лет жить будете, а не как сейчас – только народился, лопатой научился орудовать, ямку выкопал, да и лёг в неё.

Тишина сгустилась и стала потихоньку постукивать Степана по голове. От этих ударов он сгорбился, а в коленках появилась какая-то слабость.

– И то правда... – послышался одинокий нерешительный голос с задних рядов, – здоровее будем!

В толпе раздались робкие перешептывания, потом шепот превратился в гул, а затем и в откровенный ор.

– Да, давно пора! – кричали с одной стороны.

– У моей бабки вообще лошади не было, так она только в сто три года Богу душу отдала, – визжал кто-то с другой.

– Ничего, справимся! – размахивал руками кто-то из первых рядов.

Степан облегченно выдохнул и незаметным движением смахнул со лба выступившие капельки пота.

– А раз будете дольше жить, то и паёк по старости теперь будут давать не как раньше – когда волосы на голове седыми станут, а только когда последний коренной зуб изо рта выпадет.

Тишина снова обрушилась на Степана многотонным молотом. Дыхание сперло, а во рту стало сухо, как в кружке алкоголика.

– Зато маразма не будет! – неуверенно добавил он, – оно же как происходит? Пока при деле, пока ум работает – маразма нет, а как только ляжешь на лавку без дела, так он тут как тут.

Толпа нахмурилась так, что стала похожей на грозовую тучу. Казалось, что ещё немного и из неё прямо в макушку Степана ударит молния.

– А ведь и на самом деле так, – задумчиво произнес кто-то из собравшихся.

– Вот-вот! У моей бабки вообще никаких маразмов не было, потому как до смерти работала, упокой Господь её душу, – снова завизжал сердобольный внук.

– Правильно, давно пора! – раздавалось со всех сторон.

Степан незаметно перекрестился и взглянул на небо глазами, в которых смешивались и отражались великая печаль и благодарность за то, что он еще жив. Вытерев о штаны потные ладони, он снова заговорил:

– А раз маразма больше не будет, то и лекари нам не нужны. Половину отпустим, пусть идут, к примеру, в поле работать.

И снова тишина. И снова его казнь перед глазами.

– Зато мздоимство проклятое победим! А то как к лекарю сунешься, так без портков от него выйдешь, – попытался приободрить толпу и себя Степан.

– Это точно! – хохотнул мужик в одном лапте на босу ногу.

– А я всегда говорил – хватит кормить этих упырей! Вот моя бабка вообще к этим коновалам не ходила, – не унимался потомок уже легендарной старушки.

– Пущай идут, правильно!

Степан мысленно поставил уже третью свечу за свое здравие и, так же мысленно плюнув на пальцы, затушил свечку за упокой.

– А раз мздоимство одолеем, то... – Степке ненадолго поплохело, но, собрав волю в кулак, он продолжил, – раз взяток больше не будет, то главе деревни теперь поднимем жалование в два раза. За счёт ежегодных сборов с жителей деревни.

Степан неожиданно вспомнил, как маленьким бегал на речку купаться. Затем из глубин памяти всплыло воспоминание о том, как влюбился он в красавицу Анютку, увидел он и рождение своего сына, покупку первого коня, строительство дома... Вся жизнь пронеслась перед его глазами. А толпа молчала так, как она ещё никогда не молчала. Если бы шум можно было прямо сейчас измерить каким-нибудь научным прибором, он бы показал отрицательный результат.

– Это как это – за счёт жителей? – переспросил здоровенный мужик и почесал шею откуда-то появившимся в его руках топором.

– А почему только ему? – оперся на вилы молодой парень.

– А мне от бабки покойной мотыга досталась в наследство, – вспомнил внучок.

Душа Степана уже готова была отправиться хоть куда – хоть в райские кущи, хоть в адское пекло, лишь бы подальше от этого проклятого места, но, зацепившись за судорожно бьющееся сердце, никак не могла окончательно покинуть его тело. Но вдруг в его голове всплыла еще одна новость, про которую он совсем забыл.

– А ещё в лесу нашем у медведицы трое медвежат родились, – пролепетал он угасающим голосом и пошатнулся.

Тысячи глаз смотрели на него, тысячи рук поудобнее перехватывали свои орудия труда, готовясь к кровавому пиршеству, но тишина снова обрушилась на площадь бесшумным градом. Уже теряя сознание, он видел, как поднялась рука с топором, как открылся рот бородатого мужика, как из нее оглушающим ревом раздалось:

– Айда смотреть!

Толпа всколыхнулась и, побросав оружие, ринулась в сторону леса.

– Медвежата-а-а!

– Ура!

– Вот бы бабка обрадовалась!

– Наконец-то!

Уже через несколько минут на площади не осталось ни одного человека, кроме бледного Степана, лежащего на помосте.

* * *

– Молодец, Степка, справился! – глава деревни приложил ко лбу Степана новую мокрую тряпку, – я вот знал, что справишься. Нисколько в тебе не сомневался.

– Я... Я живой что ли? – пересохшими губами прошептал тот.

– А как же? Конечно живой.

– А где все?

– Как где? В лесу, медвежат смотрят. Это ты, кстати, хорошо придумал. У нас же народ какой? Животинок всяких любит, речки, лесочки... Хлебом их не корми, дай возле березки посидеть, да на всяких зверюшек поумиляться. Теперь всегда так делать будем. Так что готовься, через недельку ещё раз пойдешь глашатайничать. А я завтра прикажу, чтобы какую-нибудь лосиху беременную изловили, да в лес наш запустили.

Степан тяжело вздохнул и посмотрел на главу.

– За что мне такое, бать?

– Как это за что, сынок? Чтоб нам хорошо жилось – работать надо. Я помру – ты главой станешь. А пока работай, работай. Это труд тяжкий, не то что по лесам бегать, да на медведей пялиться. Тут ум нужен...

Евгений Чеширко
«Дневник домового»