Смехотирания

Не любить власть допустимо, но смеяться над ней нельзя – так можно расценить запрет на показ комедии «Смерть Сталина» в России. Правда, во все времена цензурирование сатиры приводило лишь к обратному эффекту: власть в глазах общества становилась все более смешной, а про ее представителей все чаще сочиняли анекдоты.

Глава Минкульта в комментарии по поводу отзыва прокатного удостоверения на фильм «Смерть Сталина» пишет, что «многие люди старшего поколения, да и не только, воспримут его как оскорбительную насмешку над всем советским прошлым...» Хотя, мне кажется, представлять «людей старшего поколения, да и не только» сплошь сталинистами или впавшими в деменцию гражданами, неспособными самостоятельно решить, что им стоит смотреть, а что нет, куда более оскорбительно.

Впрочем, с логикой на верхних этажах нашей пирамиды давно проблемы, да и в данном случае, подозреваю, дело вовсе не в заботе о чувствах ветеранов. Эксперты из минкультовского общественного совета безошибочно почуяли, что в фильме смеются не конкретно над Сталиным, Берией или Жуковым, а над тем, как устроена политическая жизнь в нашей стране – пусть и сменившей название. Ведь будь она сегодня устроена принципиально иначе, никого из экспертов и министров эта комедия не задела бы за живое.

Смех – страшное оружие против попыток «сакрализировать» власть. Ту, что, как твердит РПЦ, от Бога, а не от свободных гражданских выборов. Смех освобождает от страха, опускает властных небожителей до уровня обычных людей – со всеми их слабостями, ошибками и заблуждениями. И это – прямой путь к честному разговору о роли личности в истории, о прошлом, настоящем и будущем нашей страны, которое не сводится лишь к великим победам в войнах. Это, думаю, и пугает больше всего. Настолько, что даже соображения о том, что запрет – лучшая реклама фильму, отходят на второй план.

Смехобоязнь – яркая примета авторитаризма и долгого отрицательного отбора на начальственные посты, где все меньше ярких людей, умеющих посмеяться над собой. Не случайно сатирические программы исчезли в России как жанр, некогда блестящий КВН стал больше похож на сборище придворных шутов, «Камеди-клаб» давно не поднимается выше шуток «ниже пояса», а Петросян с его скетчами про тещ и невесток живее всех живых.

Даже фраза из классического фильма «Тот самый Мюнхгаузен» – «Серьезное лицо – еще не признак ума, господа! Все глупости на земле совершались именно с этим выражением лица...» – сегодня кажется чуть ли не крамолой, стоит только посмотреть на лица что наших депутатов, что минкультовских общественников. Мне кажется, будь их воля, они бы и фильм «Иван Васильевич меняет профессию» запретили – не время смеяться над грозным царем, которому в России XXI века ставят памятники. Да и как может нелепый алкоголик Бунша хоть час, но руководить государством? Сама мысль об этом оскорбительна!

Не случайно, думаю, и пародийные танцы ульяновских курсантов вызвали такой гнев «скрепоносцев» и патриотов, которые в обычном юношеском веселье усмотрели если не бунт, то его зачатки. А с чего это они веселятся вместо учебы? А почему задницей вертят? И что они завтра решат спародировать? От греха подальше – задушить этот карнавал в зародыше.

Но если так дальше пойдет, Россия превратится в страну угрюмых фанатиков, в «православный Иран», где любая шутка выглядит или святотатством, или посягательством на власть. Может быть, именно это почувствовали все те люди, которые подхватили танец курсантов и поддержали их тверк?

В романе Умберто Эко «Имя Розы», опубликованном в 1980 году и затрагивающем проблему человеческой свободы, есть такой диалог между ученым францисканцем и слепым монахом, спрятавшим от паствы «Поэтику» Аристотеля, в которой философ доказывает необходимость смеха:

– Но что тебя так испугало в этом рассуждении о смехе? Изымая книгу, ты ведь не изымаешь смех из мира.

– ...Смех временно отрешает мужика от страха. Однако закон может быть утверждаем только с помощью страха, коего полное титулование – страх Божий. А из этой книги могла бы вылететь люциферианская искра, которая учинила бы во всем мире новый пожар; и смех бы утвердил себя как новый способ, неизвестный даже Прометею, уничтожать страх. Когда мужик смеется, в это время ему нет никакого дела до смерти; однако потом вольница кончается, и литургия вселяет в мужика снова, согласно божественному предопределению, страх перед смертью. А из этой книги могло бы народиться новое, сокрушительное стремление уничтожить смерть путем освобождения от страха...

В общем, или страх, или смех. Наша власть, судя по всему, склоняется к первому. Но мир со времен Аристотеля все же сильно изменился. Истребив политическую сатиру в стране как жанр, руководители – от Москвы до самых до окраин – утратили возможность видеть себя в зеркале. Потеряли ту самую живую, непосредственную, обратную связь с народом, которая помогает начальникам понять, что про них на самом деле думают. Запретили критику себя любимых, начали относиться к себе со звериной серьезностью и... все чаще стали казаться смешными, даже когда хотят казаться страшными.

Юмор, конечно, никуда не делся – сегодня он процветает в интернете. Причем с каждым днем сатирических постов становится все больше, потому что число откровенно неумных заявлений официальных лиц растет.

Вот и в ответ на запрет фильма про Сталина тут же появились весьма злые анекдоты. Наверняка властям они не очень приятны. Но это – естественная реакция на бесконечные табу. Не будь при Минкульте общественного совета, этого коллективного околокультурного Аракчеева, члены которого с чего-то решили, что они эксперты по юмору в кино, не было бы и этих анекдотов. Ведь по-настоящему смешон только тот, кто боится смеха, тем самым показывая всю слабость своего авторитета. И по-настоящему смешна та власть, которая в неустанной заботе о народе запрещает людям веселиться и дурачиться «не по форме», велит смотреть только свыше одобренные комедии и смеяться только над подобострастными шутками из телевизора.

Виктория Волошина
«Росбалт»

Смерти Сталина не ждите

Ползучая сталинизация еще не отлилась в правовую форму, но при таких темпах идеологической индокринации не удивлюсь, что скоро Сталин и его подручные станут фигурами неприкасаемыми, например, в рамках закона о фальсификации истории. Или недалек тот час, когда кого-нибудь привлекут за оскорбление чувств псевдо-ветеранов (или служителей ФСБ) за умаление заслуг великого вождя. Это предположение может казаться диковатым, но ведь при всех шалостях Министерства культуры последнего времени трудно было представить, что оно додумается отозвать прокатное удостоверение у фильма, где Сталин предстает в комическом виде. Т.е. еще вроде бы стыдно прямо сказать «Сталин – наше все», но месседж уже хорошо считывается. Не будем забывать, что хорошим тоном для лояльных чиновников в последние годы стало расставлять по столам бюсты Сталина или вешать его портреты на стены.

Совершенно очевидно, что сейчас Сталина можно изображать каким угодно: кровожадным, демонически загадочным, даже бесноватым, но только не комичным. Оно и понятно, в жестокости и безумии всегда при желании можно обнаружить своеобразную государственную логику («это он для пользы отечества»), но из ничтожности победительную идеологию не соткешь.

Запрет фильма выявляет, насколько глубоко моральная деградация проникла в наше общество. Ничего более безнравственного, чем попытка реабилитации государственного террора, быть не может. На этом ценностном фундаменте не построить ничего созидательного и достойного.

Память о жертвах репрессий и смех над палачами – это двуединое мощное оружие. Недаром против него всегда борются авторитарные режимы.

Ирина Прохорова
«Сноб»